Тень последней луны - [79]

За завтраком король выглядел задумчивым. Он никак не прокомментировал то, что она в короне, ни слова не спросил о пропавшей шкуре, словно ничего не произошло, даже не спросил, где она была ночью, хотя служанки сказали о его позднем визите.

— Начинайте трапезу, — сказал король, скользнув взглядом по её бледному, не выспавшемуся лицу, и налил себе отвара реса из парующего медного кувшина. На секунду Веле стало жаль отца. «Вот встать бы сейчас и сказать: что мы делаем? — с горечью подумала она. — Неужели нельзя, чтобы всё стало нормально? Чтобы мой милый Пол остался со мной и ни о чём не беспокоился, кроме времени третьей луны и своих хождений по дорогам ночи? Если бы отец разрешил мне оставить зверька, как бы я его полюбила!»

За еду принялся один принц Фиппол, да его мать положила в свою тарелку кусок пирога с голубями. «Надо же, вот и аппетит появился!» — некстати мелькнуло в мыслях. Король заметил пристальный Велин взгляд.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — спросил он, щурясь так, будто силился что-то рассмотреть за её спиной.

Веля открыла рот.

— Возможно, ты наконец-то решилась отдать своего никчемного зверя? — с усмешкой продолжил король.

— У меня нет зверя, папочка, — улыбнулась Веля, — Ты не мог бы подать мне ресу?

Глава 18. Чёт и нечет

Он смотрел из окна башни на то, как работают плотники на площади — там сооружали помост. Подёргал рукой решётку — крепка. Хорошо.

Тому, что шкура пропала, король не удивился, это же понятно: раз лис жив — значит и шкура при нём. Но куда делся плащ? Это был его любимый плащ.

— Проведи праздник, — говорил ему лис. — Привези на праздник ганцев. Это же разумно — в именины дочери пригласить её людей. Пусть весь день состязаются, пьют, едят, поставь отдельные столы для них. Приставь своих людей. А как стемнеет — скажешь ей, пошли смотреть подарок. Заведёшь сюда и пусть глядит из окна, как ганцев вешают. С её прислуги не начинай, прислугу тяжело будет простить, начинай с рыбаков и рабочих завода, тех не так жалко. Пусть вешают неторопливо, по одному, делай паузы, проси позвать братца. До десятка дойдёшь — а там и позовёт, как миленькая.

В каземате делать комнаты для содержания дочери он передумал — там, всё же, звуки бывают, а дочь девица с тонким душевным и сердечным устройством, станет нервничать лишнее. Поэтому комнаты сделали в угловой фланкирующей башенке, уже несколько лет как приспособленной под склад припасов. Склад перенесли, крыс вытравили, всё как следует убрали, повесили гобелены и поставили мебель. Помещение получилось — сам бы жил. Также — отдельно, ни она мешать никому не будет, ни ей не помешают думать и приходить в себя. Издеваться он над нею не собирался, Скер всегда старался не обижать женщин, он же не зверь какой-то, а это, к тому же, дочь. Но изолировать, когда всё закончится, придётся, это и крабу понятно. Хотя бы чтоб не занималась членовредительством и другой ерундой.

Скрипнула дверь — король оглянулся. Там стоял полезный человек, с цепкими маленькими глазками и огромной плешью, с выражением лица, будто он уже принял все известные слабительные и теперь смиренно страдает, пока они подействуют.

— Мы подыскали двух женщин, чтоб смотрели по очереди за принцессой и помогали, — сказал полезный человек, — вот они, владыка.

Женщины, что топтались за ним, присели в книксенах. Лица — простые, тела — надёжные. Король поговорил с ними, и обе понравились. Одна раньше служила сиделкой при буйной помешанной, а вторую забрали из каземата, где она была охранницей и умела кормить через лейку. Король предупредил, что с предшественницей случилось несчастье. Объяснил, что будет входить в обязанности, и за какую плату.

— Семейные? — спросил король, глядя им под ноги.

— Я — жена и мать, — с достоинством сказала одна, — четверых детей.

— Я одинока, — ответила вторая, — у сестры живу.

— В случае побега, самоубийства, членовредительства вашей подопечной ваши близкие разделят наказание, — произнёс король, поднимая взгляд, — тяжесть которого определит тяжесть вашего упущения.

Женщины переглянулись и синхронно сделали книксен.

— Не упустим, ваше величество, — сказала одна.

***

Ещё декаду назад глашатаи стали кричать по площадям на всех островах, что в смену течений король даёт праздник в честь возвращения её высочества Авелин. Практически сразу в столицу потянулись уличные артисты: бродячие цирки со зверями, акробатами, жонглёрами и бывшие жрецы закрытых храмов, что нынче подались в лекари и фокусники. Певцы, танцоры, трубадуры, торговцы целебными снадобьями от всех хворей, мошенники и менялы, обманщики, игроки, шулеры и жулики, калеки и нищие, ворьё всех пород и сортов, вся человеческая пена, которую выносит прибой. Пришлось заранее усилить стражу по городу и в катакомбах.

В Трейнт, прослышав о грядущих многодневных торжествах за счёт короны, подались остовитяне с Кварта, Старых Земель, Васара и многих, многих других островов, Наир, столица Трейнта весь полнился разноцветными и разношерстными толпами. Таверны и гостевые дворы были битком набиты, приезжие спали на пристани и деревянных настилах тротуаров. Однажды скопища людей превратят столицу в огромный рассадник заразы. Его и так называют рассадником тирании и сплетен.