Тень последней луны - [100]

Всё происходящее давным-давно стало скверной фантасмагорией. Теперь Веля уже не боялась, а надеялась, что лежит в психиатрической больнице, умственно запертая в палате больного сознания. Ведь когда славный супчик из дерьма и крови варится только в твоей голове, не выплёскиваясь наружу, плохо только тебе и никому больше. И вообще, можно попытаться сместить угол сознания таким образом, чтобы этот супчик стал полезным и естественным питанием. Только как.

Она дождалась, когда стало слишком шумно — это значило, что трейнтинская знать и благородные гости перепились. Тогда встала и, глядя в стол, произнесла:

— Трапеза закончена.

И удалилась. Некоторые были так пьяны, что не смогли подняться вслед за нею, позже их под руки выводили новые слуги, которых Пол набрал исключительно из ганцев.

Прислугой теперь заправлял Фобос. Глядя на его лучащееся восторгом красное лицо, такое значительное, на его униформу мажордома, Веля вспомнила, что этот человек был бедным её лакеем, и плавал вместе с садовником за нею на лодке, боясь, что она утонет, а ей нравилось их дразнить, и она специально наматывала круги и ныряла. Потом она поставила его на перегонный куб, а потом он сам по себе начал ходить за зверем и заглядывать ему в рот, будто почувствовал за человеческой оболочкой ту сущность, которую никто не чувствовал, даже потерявшая голову Веля. Как хорошо тогда было, и как плохо теперь.

Ни в каких советниках Пол не нуждался, он нуждался исключительно в прислуге. И в ней Пол тоже не нуждался, владычица при таком звере была исключительно формальностью. Если он так и останется в человеческой форме, слушать здесь станут не её, а этот концентрат темной энергии, вернее — созданное для защиты мира существо, способное к саморазвитию и после гибели создателя эволюционировавшее в недоброго божка. Она представила себе, каким божком стал бы отцовский лис, поглотивший силу четверых, закончи тот начатое, и содрогнулась. Он стал бы близким первозверю.

При звере робели даже её охранницы, которых к вечеру и в самом деле собралось семеро, шесть девчонок, тот самый «молодняк», который приехал выиграть лошадку, и Мадора. Одна Веля Пола больше не боялась, может потому, что поняла, наконец, его природу, а может и вопреки этому.

И, к сожалению, больше не любила. «Неужели это я, — думала она, слушая заздравные тосты и изредка бросая быстрые взгляды на его серьёзное, по-прежнему симпатичное, но больше не притягательное лицо, — собиралась за ним идти, как долбаная Ханна Каш, в какую сторону он бы не направился? Да, кажется я. Но не за ним. Вернее, за ним, но не за этим, каким он явил себя теперь, а за тем, которого сама себе придумала, потому что маленьким он был пушистым и с милым розовым носиком. С удивительно милым носиком. И даже в большом звере я видела маленького нежного зверёныша, укусившего меня за палец. Он ездил в кармане моей кофты и ел со мной из тарелки овсяную кашу с сухофруктами. А мне хотелось просто кого-нибудь любить, всё равно, кого…»

Она ушла к себе в покои. Где поселился Пол, Веля не знала, а спрашивать его не стала. Всё равно он был нигде и везде, особенно — ночью. Чтобы было не так грустно, она снова забрала к себе прежнюю горничную, Таки, но грусть никуда не делась. Таки вместе с «верной слугой» Зейной, деловито осматривала её шкафы, чтоб запомнить, что где лежит и быстро подавать. На ней уже красовалась дворцовая униформа, дополненная розовым бантиком. Веля попробовала с ними поговорить, но быстро поняла, что ей нечего сказать, и что обе говорят совсем не то, что хотелось бы слышать, и отослала всех. Затем села за столик, где раньше вышивала её мать, и стала сидеть, глядя на пламя керосиновой лампы.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказала она.

Дверь открылась и в комнату зашла бледная королева Вассара, уничтоженного вместе с другими землями. Только теперь Веля поняла, что ни её, ни принца на вечернем пиру не видала.

— Где Фип? С ним всё в порядке? — спросила Веля встревоженно.

— В порядке. У себя… — сказала вассарка, и вдруг лицо её искривилось, и она упала на колени.

Право, эти коленопреклонения удивительно тонизировали, Веля сразу неприятно взбодрилась и вскочила.

— Ты что, что ты?! — забормотала она, хватая вассарку за руки, — Зачем это? Встань, пожалуйста!

— Я беременна.

— Бл@дь.

Несчастная женщина билась в настоящей истерике, а Веля изо всех сил обнимала её, будто пытаясь задушить, прижимала к себе темноволосую голову и закрывала её рот своим плечом. Она молола чёрте что, потом так и не смогла вспомнить, что говорила в тот момент, и сомневалась в том, что Леяра это помнила. Тягостная сцена продолжалась какое-то время, но вдруг вассарка затихла, разом перестав всхлипывать и замерла, как пойманная птица. Кто-то им негромко аплодировал. В кресле, рядом с пустым манекеном, закинув ногу за ногу, сидел Пол и неторопливо хлопал в ладоши.

— Вынужден прервать эту мелодраматическую сцену, — сказал он, — но вашему вассарскому величеству пора вернуться в свои покои.

Веля сжала зубы.

— Нечего в моей комнате… — начала она.

— Это ты в моей комнате, — перебил её Пол. — Вы все в моей комнате. И в данный момент мне хотелось бы остаться в комнате без этой женщины.