Тень от носа - [7]

Шрифт
Интервал

Патрисия. " Доченька, доченька"? Но ведь это получается, что мадам Дюран — мать нашей несчастной Катрин!

Андре. Ну уж и несчастной! Две матери — это, знаешь… это, знаешь… это… Да, многовато. Две матери — многовато. (После паузы, воодушевленно) Но она не мать - мадам Дюран! Просто в роду мсье Бертильона было принято, чтобы старшая жена обращалась к младшей ласково - "доченька". Не правда ли, трогательно? Вон оно, кстати, распятие.

Патрисия (поворачиваясь в указанном направлении и натыкаясь взглядом на маски). Эти морды… Я их боюсь… Кто это вообще?

Андре. Родственники мсье Бертильона по линии Колумба.

Патрисия. Такие черные…

Андре. Это от скорби, мама. Ну, репетируем?

Патрисия (делая зверское лицо, опускаясь на колени и сжимая кулаки). Доченька, доченька!.. Вот уж покинула так покинула! Вот уж горе так горе! Вот уж не жить так не жить!..

Андре. Браво, мама!

В дверях появляется Катрин — стройная декольтированная

брюнетка с заторможенным взглядом.

Катрин. Она так кричит…

Патрисия. Надежды нет! О, дайте мне кинжал!

Катрин. Такие причитания! Бедняжка!.. (Подходя к Андре.) Мсье, мсье…

Патрисия. Или косу! (Заметив Катрин.) Добрый день, мадам.

Катрин. З-здравствуйте. (Андре.) Мсье, что, кто-то умер?

Андре. (скурпулезно оценивая внешние данные вошедшей). К несчастью, да, мадам.

Патрисия. (по-прежнему коленопреклоненно). Андре, так достаточно убедительно? Может, подпустить слезу? Я бы могла еще спеть. (Катрин.) Мадам, помните такую песенку? Ее поют в пансионах…

Катрин (рассеянно). Да-да, да-да… Я не училась в пансионе. (Андре.) Мсье, кто умер?

Андре. Одна дама.

Катрин. Знатная?

Андре. Да, вполне.

Патрисия. Не может быть, мадам, чтобы вы не помнили. (Встает, отряхивает колени, с блаженной улыбкой.) Вы ведь увлекались Ронсаром, правда?

Катрин. Да-да, да-да… Я с ним не знакома, мадам. (Андре.) Мсье, а господин Бертильон, он…

Андре. (вглядываясь в родинку на шее Катрин). Он, мадам…

Патрисия. Не может быть, мадам, чтобы вы не увлекались Ронсаром! Признайтесь, вы брали фонарик и уединялись с ним ночью под одеялом. Чтобы вам никто из девочек не мешал.

Катрин. Да-да, да-да… (Спохватываясь.) Мадам, что вы такое говорите! Я не люблю это делать с фонариком. (Андре.) Мсье, кто эта сумасшедшая?

Андре. (впериваясь взглядом в вырез на груди и взглатывая слюну). Моя мать, мадам.

Катрин. Вы выгодно отличаетесь от нее.

Патрисия. А наутро вам было больно. И вы плакали от светлой печали, испытав катарсис. Потому что Ронсар — это всегда катарсис.

Катрин. Мадам, я уже начинаю сожалеть, что мне с мсье Ронсаром не довелось… Мсье Бертильон - хороший человек… Душевный, отзывчивый… Но он, увы, не молод, и о катарсисе мне приходится узнавать в основном из фильмов.

Патрисия. Душечка, вы не должны наступать на горло собственной песне. Андре, скажи ей…

Андре. (с трудом переводя взгляд с груди на лицо Катрин). Сударыня, вы не должны!..

Катрин. (с потеплевшими глазами, слегка кокетничая). Вы правда так думаете, сударь?

Андре. О, да!

Патрисия. Вам нужно полюбить Ронсара. Андре, скажи…

Андре. (страстно). Сударыня… Ронсара… Хорошо бы…

Патрисия. Всеми фибрами души.

Катрин. (глядя в глаза Андре). А он, мадам, похож на вашего сына?

Патрисия. Кто, душечка?

Катрин. Ну, Ронсар.

Патрисия. Нет, душечка. Мой сын - обалдуй, а Ронсар…

Катрин. (сладко вздохнув). Жаль.

Патрисия. Что обалдуй? Естественно. Любая мать…

Катрин. Что не похож.

Патрисия (глядя на оцепенелую парочку). Когда я пела в хоре сестер милосердия во имя правосудия…

Катрин. Сестер чего?

Патрисия. Милосердия. Во имя правосудия… Нет, это несносно! На ваших взглядах впору развешивать белье. Андре, ты совершенно не щадишь свое зрение. И мое тоже. Ты помнишь, какая трагическая весть привела нас сюда два часа назад?

Андре. (продолжая улыбаться Катрин). Да, мама.

Патрисия. Вот! С тех пор я изрядно проголодалась. Мсье Бертильон, разумеется, был очень любезен, сообщив нам, что отправляется за…

Андре. За индейкой, мама. Вдовой Макиавелли.

Патрисия. В этом доме трагедия на трагедии… Его так долго нет, что я начинаю думать, будто здешние индейки одичали и на них надобно охотиться с ружьем. Я, конечно, храню терпение, но обидно было бы не дожить…

Андре. Мама, в такой-то славный день…

Патрисия. Ты абсолютно не обучен носить траур, мой мальчик. Ты слишком энергичен.

Андре. Да, мама. И я немедля потороплю мсье Бертильона.

Патрисия (вздыхая). Он тоже ушел кого-то торопить. Оказывается, это занятие отнимает уйму времени.

Андре. Нет, нет, мама. Я скоро буду. Мы не окончили наш разговор с мадам…

Катрин. Меня зовут Катрин.

Патрисия. Катрин? Как и мою бедную дочь? Но ведь никакого сходства! Андре!..

Андре. Не малейшего, мама. До этой Катрин я могу дотронуться (касается ладонью щеки Катрин), ощутить пальцами тепло и нежную кожу, провести ладонью по волосам. (Проводит.)

Патрисия. Все, я умираю. Голодные судороги… (Подергивает подбородком.)

Андре. Иду, мама, иду.

Уходит.

Патрисия. Всю жизнь, всю жизнь, душечка, я потратила на Андре. Я думала, что каждый божий день я бросаю в золотую копилку. А оказалось — в дырявое ведро, которое…

Катрин. О, мадам! Вы очень удачно вложили отпущенный вам капитал.


Еще от автора Юрий Божич
Похвала зависти

Мы не всегда ругаем то, что достойно поношения. А оскомина наших похвал порой бывает приторной. Мы забываем, что добро и зло отличает подчас только мера.


Пенза-5

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кино для Ватикана

Это эссе может показаться резким, запальчивым, почти непристойным. Но оно — всего лишь реакция на проповедь опасных иллюзий — будто искусство можно судить по каким-то иным, кроме эстетических, законам. Нельзя. Любой иной суд — кастрация искусства. Оскопленное, оно становится бесплодным…


Жако, брат мой...

«В церкви она не отрываясь смотрела на Святого Духа и заметила, что он немножко похож на попугая. Сходство это показалось ей разительным на эпинальском образке Крещения. Это был живой портрет Лулу с его пурпурными крылышками и изумрудным тельцем… И когда Фелисите испускала последний вздох, ей казалось, что в разверстых небесах огромный попугай парит над ее головой».Не исключено, что вы усмехнетесь на это и скажете, что героиня «Простой души» Флобера — это нелепость и больные грезы. Да, возможно. Но в таком случае поиски гармонии и веры — внутри и вокруг себя — это тоже всего лишь нелепость и больные грезы.


Эпитафия часа

«Эпитафия часа» — это, пожалуй, не столько полемика с мистиком Гурджиевым, на которого автор ссылается, сколько попытка ответить самому себе — каким может быть твой последний час…


Убийца Бунина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.