Тень на Солнце - [82]

— Что это? — остановился Зезва. — Ты куда меня привел, Душевник?

— Другого выхода нет, — тихо сказал Горемыка, — через цвинтарь они не попрут, испугаются. Если пойдем назад — угодим в лапы тех супостатов…

— То ж твои друзья, — прищурился Зезва.

— Изменщики они, — насупился кузнец. — Слово собственное нарушили. Нет у меня таких друзей и не будет. Нужно идти. Пробежим кладбище, и мы в Прибрежном районе!

Видавший виды, покосившийся забор чернел перед ними сгнившими досками. Старые ворота, от которых оставалась одна створка, тихо поскрипывали на слабом ветру. Вторая створка лежала, покрытая ржавчиной и почти скрытая разросшимся кустарником. Где-то самозабвенно ухал филин. Шумели ветками деревья, а ковер из недавно опавших листьев мягко шуршал под ногами. Зловещими тенями высились арки склепов и потрескавшиеся монолиты могильных камней. Пролетела летучая мышь.

— Ну, просто, как в 'Приключениях Мунтиса', - поежился Зезва. — Не хватает, правда, стелющегося по земле тумана…Значит, если минуем кладбище, выйдем прямехонько на Прибрежный район. Верно, душевник?

Горемыка угрюмо кивнул. Он думал от Атери. А еще ему было страшно.

Ныряльщик прислушался. Преследователи совсем стихли. Неужели решили не рисковать, отказавшись от сомнительной прогулки по кладбищу?

— У них, похоже, мозгов хватило, — пробурчал Зезва, подходя к скрипящим полу-воротам. Подумав, вытащил меч. Оружие Вааджа никак не реагировало, и Ныряльщик несколько успокоился. — Ну, пошли, друг Ивар. Так ведь тебя зовут?

Они миновали несколько рядов заброшенных могил и склепов. Ночную тишину нарушали лишь шуршание листьев под ногами и редкое уханье филина, то удалявшееся, то приближавшееся снова.

— Почему кладбище забросили, Горемыка?

— Места не было хоронить.

— Ну, так сравняли б с землей и всего делов.

— Шутишь, мзумец? Кто возьмется мертвяков тревожить?

— А, ну да… И давно уже никого тут не закапывали, а?

— Давно, солнечник. Еще при моем прадеде.

— Значит, точно тут Мунтис подвиги вершил.

— Кто таков этот Мунтис?

— Мзумский оккупант.

Горемыка лишь покачал головой, услышав тихий смех солнечника.

Зезва давно ждал, что меч вот-вот начнет дрожать, поэтому свечение и вибрация не застали его врасплох. Он схватил удивленного Горемыку за руку, призывая к молчанию.

Филина давно не было слышно. Слабый ветерок мерно шевелил ветки и верхушки кустарника. Пахло листьями и сыростью. Закапал дождь, но почти сразу же прекратился, а откуда-то издали донесся еле слышный раскат грома.

— Я лишь удивляюсь, — прошептал Ныряльщик, — почему мы шли так долго без помех. В конце концов, пара ночниц уж точно живет рядом с кладбищем, но… Ах, дуб мне в зад, меч просто горит! Как-то очень уж ярко для падальщиков.

И вправду, лезвие сверкало, словно солнце. Вибрировало так, будто старалось вырваться из слегка дрогнувшей руки Ныряльщика. Пораженный Горемыка отшатнулся от ослепляющего света, но ничего не сказал. Он думал лишь об Атери. Бежать, бежать к Атери. И даже холодный как лед страх, обхвативший его тело липкими щупальцами, не остановит его…

Зезва провел языком по пересохшим губам, но шагу не сбавил. Они уже были в середине цвинтаря, среди особенно тесно громоздившихся склепов и могильных камней. Меч дрожал, как сумасшедший.

— Горемыка!

— Да?

— В Прибрежном районе есть катакомбы?

— Не только в Прибрежном. Они тянутся под всем Цумом и нескольких местах выходят к самому морю. Говорят, что и продолжаются дальше.

— Куда дальше?

— Ну, в море уходят.

— Ага…

Зезва уже давно держал руку внутри сумки, поглаживая круглые тяжелые предметы. Против страховидлов от них мало толку. Впрочем, на кудиан-ведьму Миранду хватило…Вернулся филин, судя по возобновившемуся уханью. Усилился ветер. А когда он сменился ледяным дуновеньем воздуха, Зезва стиснул меч, от которого уже шел жар.

— Что бы не случилось, Горемыка, не сбавляй шагу. Если отстану или что случится, беги, не оглядывайся!

— Шутишь, мзумец?! Да за кого ты меня при…

— За барана, сунувшегося на заброшенный цвинтарь ночью! — рявкнул Зезва. — На кладбище, где явно что-то не так, судя по тому, как беснуется моя железяка! И я такой же баран, курвова могила!

Громкое, закладывающее уши шипение обрушилось со всех сторон.

— Горемыка, бежим!

Они бросились по заросшей травой тропинке, виляя между могильных камней. Луна безучастно наблюдала за призрачной погоней. Боковым зрением Зезва с ужасом заметил новые черные тени, появившиеся слева и справа. Теперь шипение раздавалось не только за спинами задыхавшихся беглецов, но и по бокам. Несколько фигур мчалось параллельным курсом, с явным намерением взять людей в кольцо, отрезать единственный путь к противоположному концу цвинтаря.

— Кто…это… такие…? — Горемыка из последних сил прибавил ходу, больше всего боясь споткнуться.

— Вир…тхи… — отвечал Зезва. — Смерть!..

Снежный Вихрь внимательно посмотрел на бледное лицо человечихи. Затем скользнул взглядом по животу Атери, и снова уставился на лицо. Черныш тихо рявкнул, словно призывая Снежа не торопить хозяйку.

— Нужно идти, — напомнил рвахел мягко, — нас ждут.

Атери открыла глаза. Влажная стена, к которой она прислонилась, холодила спину. С черного потолка капали тяжелые капли. В катакомбах пахло сыростью и грибами. Неровное, волнующееся под порывами ветра пламя факела освещало мрачные заросшие травой стены и черную пропасть тоннеля. Они уже проделали длинный путь, и несколько раз девушка просила своего странного спасителя о передышке. Рвахел сначала возражал, но потом, присмотревшись к Атери и встретившись глазами с Чернышом, согласился.