Тень на Солнце - [17]

Зезва ждал, поедая овощное рагу и жареную свинину, которые ему поднес Аристофан, тщедушный слуга в красно-белой ливрее. Мурман удовлетворенно зачавкал. Зезва вздохнул и поднял глаза к потолку. Разговор со светлейшим обычно всегда сопровождался обильными возлияниями и чревоугодием. Зезва не имел ничего против хорошей трапезы, но…

Они сидели в большом зале приемов дворца тевада, что возвышался в самом центре славного города Горда, центра пограничного Верхнего тевадства. Так как Зезва явился после завтрака, но до обеда, Мурман встретил его хоть и за столом, но лишь с пивом и раками. Целая армия подобострастных слуг в красно-белых ливреях стройными рядами окружала стол, за которым сидели Мурман и Зезва. Все стены зала были увешаны портретами знаменитых и не очень предков Мурмана, причем все героические предки щеголяли такими же усами и необъятными животами, как и их славный потомок. Чистая солома устилала каменный пол, а под самым высоченным потолком, над гигантской люстрой, свечи которой зажигали специальными палками-зажигалками, сидели два голубя и о чем-то оживленно переговаривались между собой. Зезва проглотил последний кусок и сделал большой глоток пива.

— Уф, хорошо! — провозгласил, наконец, Мурман, откидываясь на спинку кресла. От раков осталась жалкая кучка. Зезва улыбнулся краешком рта.

— Вернемся к нашим дэвам, друг Зезва, — тевад забарабанил толстыми пальцами по столу. Подскочивший Аристофан вытер светлейшему жирные губы белой салфеткой. Мурман отмахнулся.

— Рокапа не забудет, сынок. Рано или поздно придет мстить за Миранду. Не боишься?

— Боюсь, светлейший.

— Ага, трусишь, значит… Молодец! Только идиоты ничего не боятся. Вот я, — выпятил грудь тевад, — много чего боюсь, но постоянно побеждаю страх! Когда овсянники прорвались у Бродов, а элигерцы их поддержали рыцарской кавалерией, я, совсем еще молодой тевадский сын, командовал махатинскими копейщиками. Ну и…

Зезва вздохнул про себя. Он слышал эту историю тысячу раз.

— … а тут рменские лучники вышли вперед, а я им ка-а-а-к скомандую: "Едрит вашу мать, огонь!!!" Туча стрел ка-а-а-а-к долбанет прямо по овсянникам, так они, едрит ихню мать и бабушку, побежали, ха-ха!

Зезва ждал, улыбаясь. Слуги во главе с Аристофаном очень натурально изображали восхищение, хотя, как подозревал Зезва, слушали эту историю не тысячу раз, как Зезва, а, пожалуй, миллион.

— Ладно, — прищурился Мурман, — давай докладывай, что там у тебя случилось в Убике. В подробностях только!

Пока Зезва рассказывал, толстый тевад выпил еще две кружки пива и сидел, отдуваясь, сам красный, как рак. Казалось, он не слушал, что говорит Зезва, но это было лишь иллюзией: старый наместник слышал все и несколько раз вставлял едкие замечания.

— Уф, сынок! — покачал Мурман головой, когда Зезва, наконец, умолк. — Удачно ты съездил, ничего не скажешь.

— Светлейший…

— А?

— Вопрос.

— Говори, едрит твою душу.

— Почему Ваадж поехал отдельно от меня?

— О-хо-хо… Аристофан, едрит твою бабушку в дупло! Где пиво?!

Прибежал Аристофан с новым кувшином пенистого напитка. Бухнул на стол, подобострастно склонился.

— Что это за пятна у тебя на ливрее? — грозно спросил Мурман. — Отвечай, бездельник!

— Ваше тевадство… — забормотал Аристофан, отступая к рядам испуганных лакеев.

— Снова пили, — покачал головой Мурман. — О, порок, о, разложение…Зезва, не, ну ты видишь, а? Что творится, клянусь бабушкиными панталонами, уф!

— Ва-а-а-ше тева-а-адство… — еще ниже склонился Аристофан.

— Подождали бы пока светлейший, едрит его дедушку, тевад закончит трапезу с гостем, а потом уж… Потом хоть все тут сожрите! Ох, Зезва, Зезва, посмотри, кем я окружен! Нет, не тот сейчас персонал, не тот… Вот раньше…

Зезва снова сдержал улыбку. Мурман еще некоторое время грозно посматривал на слуг, затем вздохнул и повернулся к Ныряльщику.

— Ваадж занимает нехилую должность при дворе Повелительницы Ламиры, да продлит Светлоокая Дейла её года! Он что-то вроде штатного чародея… Чего кривишься, завидно?

— Нет, светлейший, не завидно.

— Вот… Слухи про али зловредных дошли до двора, ну Ваадж и засветился. Хотя…

— Светлейший?

Мурман нахмурился и снова забарабанил по столу пальцами левой руки. Правая сжимала кружку с пивом.

— Ты в курсе ситуации в Душевном тевадстве?

— Душевники снова мутят? — спросил Зезва.

— Да… Это поважнее, чем Ваадж, скажу я тебе.

"Он не хочет говорить про Вааджа и его роль при дворе Ламиры", — подумал Зезва.

— Аристофан! — крикнул Мурман зычно, хотя худощавый лакей стоял не далее, чем в двух метрах от стола.

— Ваше тевадство?

— Карты тащи!

— Игральные, светлейший?

— Топографические, баран!

Аристофан убежал и вскоре вернулся, таща целый ворох свитков. Что-то ворча под нос, Мурман вырвал у него карты и разложил их на столе.

— Так, не эта, — приговаривал он, — и не эта… ага! Гляди, Зезва.

Зезва встал со своего места и подошел к Мурману, рассматривавшего затейливо оформленную карту Солнечного Королевства Мзум и сопредельных государств.

— Вот Мзум, — ткнул волосатым пальцем Мурман. — К северу от столицы: наше Верхнее тевадство и Горда, в котором мы с тобой пьем пиво. Еще дальше на север: посты Элигершдада и стоят их войска. Тут, тут и вот тут. Охраняют столицу овсянников Вереск. Вереск со всех сторон окружен селами с преимущественно солнечным населением. С последней войны прошло несколько лет, и большая часть Верхнего тевадства контролируется овсянниками и элигерцами. Они утверждают, что вовсе это не Верхнее тевадство, а независимое государство Овсана. Придурки! Спустились, понимаешь, с гор несколько веков назад, поселились на наших землях и уже объявили их своими! Что ты хмуришься?