Тень иракского снайпера - [22]

– Рад вас видеть, доктор Джекинс. Спасибо, что нашли время. Шеф клиники сказал мне, что вы, так сказать, куратор Джона Линка.

– Почему «так сказать»? – искренне удивился доктор. – У врачей такая профессия, что люди, которые имеют счастье или несчастье – это уж вы сами судите, – оказаться под нашей опекой, они от нас очень зависят.

У Джекинса была хорошая улыбка – открытая, располагающая. «Если даже это результат профессиональной тренировки – все равно хорошо», – отметил про себя Потемкин. А доктор продолжал:

– Тем более это важно в таких учреждениях, как наше. У нас же, в силу специфики, нет демократических свобод. И многие вопросы жизни пациента – начиная от режима питания и кончая контактами с внешним миром – наш подопечный может осуществить только с моего разрешения.

– Ваши впечатления от мистера Линка?

Джекинс снова улыбнулся:

– Что именно вас интересует? Общее состояние? Поведение? Перспективы?

– В общем, все упомянутое, но давайте я расставлю точки над «i». Как вы понимаете, я мистеру Линку не родственник и не знакомый. Он совершил тяжкое преступление и сознался в этом, вы, конечно, об этом знаете.

Мы ведем сейчас следствие по двум аналогичным убийствам, совершенным совсем недавно. Метод и образ действия преступника очень похожи, поэтому я и приехал сюда.

– Понимаю… – Доктор Джекинс перестал улыбаться. – Вы – профессионал, я – тоже, давайте говорить без околичностей. Вы наверняка задумывались, и не раз, какая тонкая грань существует между обычным человеком и преступником…

И, увидев удивленный взгляд Потемкина, который не ожидал такого начала, Джекинс пояснил:

– Ну, вот живет себе и живет человек – как мы с вами. У него есть свои странности, свои недостатки. Свои достоинства тоже есть наверняка, иначе просто не бывает. И все происходит в его жизни более или менее нормально до тех пор, пока человек однажды не совершает преступление. Государство обязано защищать себя от людей, преступивших закон. К ним применяются меры принуждения. Их изолируют. Но они ведь – и до совершения преступления, и после – остаются обычными людьми.

– Весь вопрос – насколько они опасны для окружающих.

– Спасибо. – Джекинс повертел в пальцах остро отточенный карандаш. – Я надеюсь, вы не сочтете мое вступление непрофессиональным? Просто мистер Джон Линк – весьма яркий образец того, о чем я начал говорить.

Вот вы шли на встречу ко мне и видели мирных людей в уютной обстановке. Картина, я знаю, идиллическая. Но вы же понимаете, что за этим стоит…

Джекинс замолчал, внимательно глядя на Потемкина. Тот ждал, не задавая вопросов.

– Давайте я с вами буду говорить на бытовом уровне, а не на медицинском, – продолжил наконец доктор. И тут Олег улыбнулся:

– Что, неужели я произвожу настолько убогое впечатление?

– Напротив, вызываете доверие, хоть вы еще и двух слов не сказали. Но я доверяю своему опыту… Так вот, если бы я общался с Джоном Линком вне стен этой клиники, не в этом кабинете, если бы я не знакомился с историей его болезни и теми материалами следствия, которые мне предоставили, – впечатление было бы однозначное – Джон Линк совершенно здоров.

– Так-таки и совершенно?

Джекинс кивнул:

– Как говорят у нас на Юге – здоровее нас с вами. Как вы понимаете, я имею дело с сотнями больных, самых разных – в смысле этнической принадлежности, биографии, мировоззрения – одним словом, всего решительно. Больной человек всегда проявляется – словом, неосторожным движением, каким-нибудь внешне почти незаметным, но повторяющимся навязчивым мотивом поведения. А тут – ничего. Если бы он не совершил того, что совершил, – ему здесь совершенно не место.

– То есть вы ставите под сомнение результаты экспертизы специалистов-психологов, предоставленные суду?

Джекинс снова широко улыбнулся и покачал головой:

– Вот видите! Уже возникают конфликтные моменты. А дальше вы спросите меня, согласен ли я повторить то, что сказал вам, под присягой… А я отвечу, что нет, не согласен. И разговор у нас будет идти на уровне формально-официальном. А я предупредил вас – я вам сообщаю то, что видел, беседуя с Джоном Линком почти ежедневно. Повторяю – на бытовом уровне. Вот и вся разница.

– А его болезненная страсть к художнику Брету Леборну?

Врач пожал плечами:

– А что в ней болезненного, в этой страсти? Человек, как говорят поэты, сотворил себе кумира. Я не собираюсь сейчас вдаваться в культурологические или литературные подробности. У Джона Линка – художественный тип восприятия действительности. И его чувства к Леборну вполне этому типу соответствуют.

– Как по-вашему, способен ли Линк на повторные убийства?

– По-моему, нет. Хотя поручиться, как профессионал, я ни за кого не могу, ни за вас, ни за себя.

– Доктор Джекинс, давайте так – откровенность за откровенность. Я сейчас вам задам вопрос тоже не на профессиональном уровне, а на бытовом. Идет? Только без обид…

– Принято.

– Есть шанс, что Линк вас обманывает?

Джекинс надолго задумался. Вздохнул тяжело.

– Знаете, вы мне напомнили одну очень давнюю историю, о которой я сам почти забыл. Да, был у меня больной, который сумел меня обмануть. И последствия этого обмана были суровые: он вышел из лечебницы и совершил преступление. И я до сих пор не могу себе этого простить. Я тогда проглядел то, что мы называем «триггер», спусковой крючок. Этот человек был абсолютно нормален во всем, пока не появлялась ситуация с этим «триггером» – тогда он переставал быть адекватным. Да, был такой случай один раз – за двадцать лет моей практики. – Джекинс зябко поежился. – До сих пор казнюсь…