Тень фараона - [6]

Так как значительная часть храма была открытой, для художника Майи оставалось не так много места, чтобы, следуя указаниям самой царицы, изобразить необыкновенно изящные сценки, где сам Атон дарит свою энергию царской семье. Мне стоило больших усилий не разглядывать изысканный орнамент, виденный мною много раз, это было бы неуважением к столь торжественной семейной церемонии, на которой я имел честь присутствовать. Фараон легким жестом потребовал тишины, и мы все, раскинув руки, устремили взгляд на разгоравшийся диск. Мы не видели лица Эхнатона, он стоял перед нами, лицом к богу, но мы знали, что оно, как и весь мир вокруг, озарилось светом, что фараон получает жизненную энергию, которая, по словам Тута, помогает ему бороться с болезнью, и распространяет ее на обширные пространства Двух Земель с помощью обрядов – строгих, но принимаемых сердцем.

Однако мне не следовало отвлекаться. Два дня без еды было бы уже слишком. Фараон направил к небу свою молитву, его голос был так силен и тверд, что никто из присутствующих не усомнился в том, что перед нами сам Бог-Солнце в своем земном воплощении.

О живой Атон, владыка вечности,

великолепен твой восход на горизонте!

Ты сияющий, совершенный, могучий,

твоя любовь велика, беспредельна.

Твои лучи освещают все лица,

твое сияние дарует жизнь сердцам,

ты наполняешь Две Земли своей любовью.

Благородный бог, сам себя породивший,

сотворивший все земли и всё, что их населяет, –

мужчин и женщин, крупный и мелкий скот,

всё, что произрастает на земле, –

все сердца приветствуют тебя,

когда ты восходишь на небо как их господин.

Когда ты заходишь на западном небосклоне,

люди ложатся, как будто умирают,

их головы покрыты, носы не дышат;

когда ты вновь восходишь на восточном небосклоне,

они в обожании тянут руки к твоей Ка.

Ты питаешь их сердца своею красотою,

ты посылаешь им свои лучи,

жизнь пробуждается, и все земли веселятся.

Певцы и музыканты громко ликуют

во дворе твоего святилища

и во всех храмах Ахетатона,

в обителях правды, где ты торжествуешь.

В этих храмах в жертву приносится пища,

твой достойный сын творит тебе молитвы.

О Атон, каждодневно пребывающий на небе!

Твое порождение, твой благородный сын,

Единственный для Ра,

не устает превозносить твое совершенство.

Я – твой сын,

который тебе служит и славит твое имя,

твое могущество и сила запечатлены в моем сердце.

Ты – живой Атон, чей образ незыблем.

Ты сотворил далекое небо,

чтобы сиять на нем и озирать все созданное тобою.

Ты – единственный, но в тебе миллионы жизней.

Ты вдыхаешь жизнь в уста рожденных.

Под твоими лучами распускаются цветы,

все живое пробивается из земли

и растет благодаря твоему сиянию.

Стада пасутся, упиваясь твоим видом,

птицы радостно выпархивают из гнезд,

расправляют тебе во славу крылья.

О живой Атон, их сотворивший!

Когда фараон закончил молитву, солнце стояло уже высоко и его лучи слепили глаза всем присутствующим в храме, кроме фараона. День обещал быть очень жарким. Эхнатон повернулся к нам с широкой улыбкой.

– Примите мои поздравления! Атон наградил нас первым появлением звезды Сириус[4].

Мы все попытались разглядеть звезду, но безуспешно, хотя никто не сомневался в истинности этих слов, как и в невероятно остром зрении фараона, не говоря уже о том, что никто не посмел бы ему противоречить.

Меня восхищала его способность встречать взгляд бога – его глаза выдерживали этот обжигающий свет. Мы все с покрасневшими глазами лили слезы, не исключая прекрасной Нефертити, которая так усердно смотрела на солнце, что после ей приходилось делать целебные примочки. Даже самый ярый последователь Амона не мог не признать божественной природы фараона.

Мы все приблизились к маленькому алтарю и возложили на него свои дары, взятые со стоявшего неподалеку стола, ломившегося от яств… Только мой дар состоял из куска простого хлеба и нескольких сморщенных маслин.

Меня в очередной раз восхитили изящные рельефы маленького алтаря, изображающие солнечный диск с лучами в форме рук, бравших предложенные дары. Когда я горячо молился, чтобы Атон простил мне низкие мысли, на мою голову опустилась чья-то рука и нежно погладила ее.

– Наш дорогой Пи выказывает бóльшую веру, чем мы, плоть от плоти самого бога.

Я удивленно поднял глаза, но тут же испугался наказания за свою дерзость. Однако фараон улыбался. Я вновь опустил глаза. Прежде считалось, что нельзя смотреть в глаза фараону, так как он может испепелить своей божественной энергией.

– Простите меня, ваше величество. Я забыл свое место.

– Простить? Посмотри на меня, Пи. Атону нравятся люди, выдерживающие его взгляд.

Я снова поднял глаза. Сын бога по-прежнему улыбался. Я смотрел на его угловатые черты, на длинное лицо с печатью болезни, но преисполненное доброты.

– В наших сердцах ты занимаешь высокое место. У нашего Тута не могло бы быть более верной тени. И ты указываешь путь не одному ему, но и преподаешь ценные уроки всем нам.

Я покраснел до корней волос. Живой бог обнял меня своими длинными руками, невольно задев мои еще не зажившие раны. Мне пришлось подавить крик боли.

– А теперь приступим к трапезе, Пи. Знай, что ты всегда желанный гость за нашим столом. Я не хочу, чтобы ты ел то же, что и прежде. Ты нужен Туту сильным и здоровым. Это приказ.