Темный огонь - [64]

Дарий схватил ее руку, поднес ее к своему рту, чтобы поцеловать, затем сплел пальцы с ее. Он протягивал ее руки выше ее головы и держал их там, оставляя ее тело открытым и уязвимым для его продолжающегося вторжения. Она больше не боялась его. Он был диким и жадным, даже грубым время от времени, но он гарантировал ее удовольствие перед своим собственным. Она могла прочитать удовлетворение в его глазах, свет в его душе, и она была благодарна быть в состоянии принести ему облегчение при его бесконечном, бесплодном существовании.

Дарий смаковал ее горячую, гладкую влажность, совершенство ее атласной кожи, шелковистую копну ее волос. Бурление, врожденное от его характера, бежало так глубоко в ней. Ее страсть соответствовала его. Она была сделана для него, и в самом глубине его сердца, в самой его душе, он знал это абсолютно. Он согнул голову, чтобы запечатлеть поцелуй в заманчивую пустоту ее плеча. Это было невероятно ему, что он был здесь с ней так, что это не была некоторая мечта, которую его ум создал, чтобы успокоить его умирающую душу.

Прежде он был дик и агрессивен, теперь он был медленным и нежным, двигался с длинными, жаркими ударами, его пристальный взгляд, поймал ее, таким образом, он мог видеть удовольствие, которое он принес ей, на ее выразительном лице. Ее глаза затуманились пеленой из-за страстью; ее губы разошлись, когда ее дыхание перешло в небольшое удушье удивления. Она была так красива, она разрушила его спокойствие, что абсолютное спокойствие, которое он давно приобрел, и она сделала его столь же беспомощным и неконтролируемым как молодой человек. Он хотел ее навсегда. Не короткий промежуток лет, который они имели бы, но для вечности. Он хотел все это.

Дарий закрыл свой ум от той возможности, которая искушала, и согнулся, чтобы захватить ее рот своим, его язык, дерущийся на дуэли с ее, несущимся по ее зубам, исследуя влажный интерьер, требуя, чтобы она сделала то же самое ему. Он трепетал к самым крошечным деталям. Яркость ее волос, длина ее ресниц, кривая ее щеки - все изобилия богатства наряду с чувством ее тела, окружающего его. Горячий бархат, держащий его, дразнящий его.

Он чувствовал, что она напряглась вокруг него, ее мышцы, слегка колеблющиеся с интенсивностью ее удовольствия, и он позволил сенсациям в ее уме и теле становиться своим собственным. Он чувствовал, что глубокая рябь началась как землетрясение, строя и строя до ее сокрушительного выпуска. Она издавала небольшие звуки в горле, тугими руками, когда она корчилась ниже его, пытаясь вырваться на свободу от его власти, но он держал ее и наблюдал и испытал силу и силу его тела, к которому присоединяются и ее, приливная волна, разрывающаяся через нее, фрагментируя ее ум, когда порыв прибыл. Только тогда, все еще держа ее ум твердо своим, он позволил себе восстанавливать свое собственное пожарище, так, чтобы она могла чувствовать удовольствие, которое она доставляла ему.

Его тело более решительно в ее, каждый удар тяжелее и дольше, идя глубже, пока они не были полностью одним целым. Он хотел, чтобы она знала то, что она сделала для него, красота ее бесценного подарка. Порыв вступал во владение, потреблял его ум, потреблял его тело, пока каждая мышца не разрывалась с потребностью. Тем не менее он держал ее пристальный взгляд так, чтобы она могла видеть напряженность на его лице, бурлении в его глазах, голоде и восторге, сладких муках и экстазе ее тела, присоединное к его. Он разразился ею, много раз, вулканом литого семени, горящего огня и ужасной темноты, которая преследовала его душу. Она тянула его назад к свету, и он чувствовал чистоту его как его крики радости, отраженной хрипло всюду по пещере.

Ноги Темпест держали его плотно, почти столь же ревниво как он. Их сердца бились в том же самом диком ритме, их тяжелое соответствующие дыхание. Он наконец выпустил ее запястья, и опустил голову на ее груди, как раз когда его локти перенесли его вес от сокрушения на её. Она могла чувствовать, что его язык слизнул маленькие бусинки пота на ее груди, и каждый перистый удар послал толчок, слегка колеблющийся через нее. Она опустила руки, чтобы запутаться во взъерошенной копне его волос, просто провести по ним. Они лежали в тишине, не говоря, это больше чем какие-либо слова могли иметь.

Дарий вдыхал их объединенные ароматы тел, чувствовал ее горячую кожу, ее груди под его щекой, шелковистые пряди ее волос против делавшей чувствительной кожи. Каждая сенсация казалась усиленной, казалось, отозвалась эхом через его тело и задержался там. Её вкус, богатый и заполненный жизнью, был у него во рту и сердце, и впервые он мог когда-либо понимать, что своя ужасная тяга к вспыльчивости была на мгновение пресыщена. Он снова никогда не будет испытывать желание убивать, чтобы чувствовать порыв власти, как часто один он так близко был к превращению, когда он сдержал окончательное удовлетворение в руках.

Затем он взволновался, и небольшой хмурый взгляд, коснулся его рта.

- Я не излечивал тебя должным образом.

Мгновенно он покинул ее, оставляя ее с чувством некоторой степени лишенности. Она также чувствовала себя ленивой и сонливой, душная высокая температура пещеры и его свободных любовных ласк, утомляющие ее.