Темный оборот луны - [23]

Сразу за вокзалом они свернули куда-то в темноту, и Виталику показалось, что город на этом и кончился. Машина перевалилась через переезд и погрузилась в пучину деревенских одноэтажных переулков с редкими фонарями на углах. Фары освещали все сплошь сугробы, дощатые заборы с жестяными почтовыми ящиками и черную проволоку кустарника. Несколько раз водитель останавливался, разглядывая таблички. Несколько раз им в глаза мигали фары встречных (Да засада, знаю... - бормотал водитель. - Тут всегда гайцы в кустах сидят... Тут левый поворот запрещен...) Виталик уже стал подозревать, что они ездят кругами по одному и тому же месту, так все было похоже, и наконец машина тормознула у расчищенной от снега лавочки перед очередным забором.

-- Вот Новозаводская, - сказал водитель. - Я ж говорил, это Фрунзе бывшая.

Виталик согласился (как будто он мог выразить сомнение в том, что бывшая Фрунзе), рассчитался (деньги с него водитель взял смешные, за какие в Москве бы и за квартал не повезли) и довольно неуверенно вылез в темноту. Где-то за забором загремели цепью и загавкали - к Виталикову изрядному облегчению, за другим забором. За этим было тихо и, заглянув в калитку, Виталик увидел что-то, напоминающее в темноте замшелую деревенскую избушку с одним горящим тусклым окошком - низко над самым сугробом. Виталик нерешительно стукнул щеколдой и крикнул, адресуясь окошку.

-- Эй! Хозяин!

Загавкала еще одна собака - откуда-то сзади, с противоположной стороны улицы. Виталик стоял, не заходя во двор. Наконец в избушке скрипнула дверь, и в освещенный проем выполз хмурый мужик вполне хрестоматийного вида - в телогрейке, треухе и валенках.

-- Кто там? - спросил он недовольно и скрипуче.

-- Свои, - ответил Виталик уже смело, узнавая характерный голос.

-- Еоолки... - сказал мужик.

Он бросил что-то, что держал в руках.

-- Ну, ты и забрался, - сказал Виталик, подходя к двери. - Тебя в такой норе и захочешь, не найдешь.

-- Так это ж правильно, - сказал мужик.

Он посторонился, одновременно протягивая руку и пропуская Виталика в дом.

-- Здорово, Витька, - сказал Виталик, пожимая ему руку. - Тебя вообще не узнать. Прям как Лев Толстой, бороды только нету. Ну и будка у тебя стала... устрашающая.

-- Тоже неплохо, - сказал Витька степенно.

Телогрейка на рукаве у него была порвана, из нее торчала вата.

-- Это что это у тебя, - сказал Виталик, проходя мимо и выщипывая клок, пока Витька звенел задвижкой. - Ты как всегда... Что это такое? Прям как от ножа...

-- Ты не видел, как от ножа, - сказал Витька снисходительно. - Раздевайся. Ты с Московского, что ль?

-- Да вот, вижу теперь, - сказал Виталик на первую половину фразы. - А с какого еще я по-твоему, что у вас, самолеты, что ль, летают?

Витька скинул телогрейку и повесил на крючок, попутно скользнув взглядом по рваному месту.

-- Это не то, - сказал он, пригладив вату. - Это не нож, это собака.

-- Собака?

-- Ну да, - непринужденно протянул Витька, довольный реакцией на его слова. - Видел когда-нибудь, как они кидаются? На такие случаи хорошо, когда рукав толстый. Ватник, телогрейка... это лучше всего. Только не всегда подгадаешь... ну, знал бы, где упасть, соломки бы постелил... Ты не топчись в дверях-то, проходи.

-- А ты делал уколы от бешенства? - спросил заинтригованный Виталик. - Там, говорят, надо делать много уколов, а потом полгода пить нельзя...

-- Нет, не делал.

Они прошли в небольшую темную комнатку, где Виталику в первую очередь бросились в глаза печка и стол со стареньким телевизором, покрытый вязаной крючком домашней скатертью.

-- Ты один? - спросил Виталик. - А бабка где?

-- Хватился! Бабка померла давно. А дочке ее эта халупа ни к чему, у нее квартира с туалетом и теплой водой... да к тому же я деньги ей хорошие плачу. Так что я один тут обитаю. Ты садись.

Виталик сел на старый диван, над которым был натянут на два гвоздя вечный гобелен с оленем.

-- А вдруг она бешеная? - спросил он, возвращаясь к заинтересовавшей его теме.

-- Да не бешеная она. Обычная цепная, домашняя. Откуда у цепной собаки бешенство, она весь век за забором, разве что хозяева искусают... Не бери в голову вообще, - он махнул рукой.

-- Да? А чего ж ей тогда кидаться?

-- С того, что натравили, - сказал Витька беспечно. - Нет, к собаке у меня нет претензий. Даже жалко.

-- Ничего себе жалко.

-- Жалко, конечно, - Витька прошел в угол, а там дальше, наверное, в кухоньку, потому что клацнула дверца старого холодильника. - Неравный бой получается, - продолжал он из-за угла. - Я-то все-таки царь природы, какой-никакой. А она на цепи всю жизнь сидела, да еще сдохла по чужой глупости.

-- Все-таки сдохла? - крикнул ему Виталик и поискал на полу под диваном. - У тебя тапочек нет каких-нибудь... - не найдя тапочек, он все-таки стал расстегивать ботинки. - Ладно, у меня в сумке есть... Я же говорю, бешеная!

-- Нет, не сдохла, - раздалось из-за угла. - Я ее зарубил.

-- Однако... - протянул Виталик потрясенно.

-- А чего, - сказал Витька, и в комнате появились его голова и рука с кухонным ножом. - Чего же мне делать, по-твоему? Я и говорю, жалко. Собака-то ни при чем. Я бы предпочел хозяев...