Темный лорд. Заклятье волка - [18]

Беатрис отложила иголку, пяльцы и подошла к окну. На улицах бурлит жизнь, там столько интересных людей, однако греки не потерпят, чтобы она гуляла одна. До нее доносились запахи рынка: пахло яичницей и кострами, на которых она готовилась, витал сырный дух и над всем этим – запах рыбы. Прямо на улице продавец рыбы установил небольшую жаровню, он вытаскивал из сети трепещущую серебристую скумбрию, бил о мостовую, потрошил и поджаривал на глазах у ждущей очереди.

Ей необходимо пройтись, выбраться из этой промозглой маленькой комнатки, немного размяться.

Беременность изнуряла ее. Сколько уже? Шесть месяцев? Семь? Тело казалось тяжелым и раздутым, как будто она выпила ведро воды. Она и ходит уже вразвалку.

Беатрис легла на кровать, надеясь, что Луис вернется пораньше и они прогуляются по рынку. Ей нестерпимо хотелось инжира, но это точно из-за беременности. Надо было попросить его, чтобы купил инжира.

Беатрис говорила мужу, что сны с тех пор, как они приехали в Константинополь, перестали ее мучить. На самом деле они изводили ее сильнее прежнего. Вечно она бродила по речному берегу, где росли деревья, похожие на изваяния из белого камня, где луна серебрила воду, где кто-то возился и сопел в лесу у берега. Теперь этот монстр из леса был как будто ближе. Он искал ее. Для чего? Чтобы причинить ей зло. Да, причинить зло, но не желая того, – так сбивает с ног океанская волна, так дерево, падая, убивает, так ветер разрушает, не ведая жалости. Просыпаясь, она всегда помнила те страхи, какие пережила во сне, они гудели в душе, словно колокол, отбивающий часы.

Только с Луисом ей становилось легче. Очнувшись от очередного кошмара и видя его рядом с собой, она обнимала его, успокаиваясь от тепла человеческого тела.

Беатрис встала с постели и вернулась к окну. Перед ней, у подножья холма, раскинулся квартал при маяке – нагромождение лачуг ограничивали яркие голубые воды Золотого Рога и гавань, единственная гавань, в которой принимали чужестранцев без официальных бумаг. Сидеть у окна было ее единственным развлечением, хотя зрелище было что надо. Ее очаровали городские улицы, людей было так много, они были такие разные: мавры с чернильными лицами, восточные торговцы в одеждах жителей пустыни, чиновники в одеяниях всех цветов, которые бросались в глаза. Она наблюдала, как ссорятся рыночные торговцы, как детишки пытаются украсть с прилавка фрукт или булку, как чужеземцы высаживаются на берег, немедленно попадая в толпу мошенников и воров.

За водой поднимались голубые холмы, и их венчала большая белая церковь Святого Димитрия. На горизонте висела призрачная дымка, и она подумала, нормально ли это для лета.

Беатрис скучала по жизни при дворе, по своей семье, по знакомым из Руана. Ей ужасно хотелось знать, как поживают ее младшие сестры Эмма и Хавис. Вспоминая, как они играли в прятки в лесу, она всегда смеялась, но порой на глаза наворачивались слезы. Камеристки твердили им, что высокородным дамам не следует играть в такие грубые игры, но камеристки были местные, отец специально нанял их, чтобы прививали его дочерям франкские манеры. Маленькая Хавис сказала своей камеристке, что она дочь викинга, а значит должна закаляться, потому что северянки нисколько не похожи на вечно падающих в обморок франкских женщин. Когда мужья бьют их, они не плачут и не жалуются, а берут палку и дубасят в ответ.

– Но это же неестественно, – сказала камеристка Барза.

– Писать мужу в суп тоже, однако именно так и сделала моя тетя Фрейдис, когда мой дядя ее побил, – заявила Хавис.

Беатрис не знала, увидит ли когда-нибудь сестер. Если она носит под сердцем сына, то возможно. Она опустила голову. Но вдруг это не сын? Тогда им придется попытаться еще раз и еще, пока не родится наследник. Может, она даже купит мальчика на рынке, чтобы выдать за своего ребенка перед отцом. Чем больше она об этом размышляла, тем больше ей нравилась эта идея.

Как там мама? При мысли о матери слезы потекли по лицу. Должен быть способ вернуться. Но не раньше, чем сны перестанут ее терзать. Она бежала с Луисом по любви, однако причина была не только в этом – не такая же она дурочка.

У многих благородных дам были любовники, они умудрялись держать их при себе, несмотря на выбранных родителями мужей. Менестрели, учителя, советники, даже торговцы – у всех у них находился благовидный предлог, чтобы регулярно навещать госпожу. А при старой, сонной или падкой на подарки дуэнье все было возможно, особенно когда твоего мужа интересует только война и его вечно нет дома.

Нет, она знала, почему бежала из дома. Сны. Что-то гонится за ней, и в Руане оно ее едва не настигло. Ей пришлось бежать оттуда, спрятаться. Она горячо любила Луиса, но если бы было возможно, она нашла бы для него место в своей жизни там, в Руане.

Беатрис помнила то утро: морозный рассвет, когда она украдкой выбралась из замка, чтобы оседлать лошадь и отправиться на встречу с Луисом. Она искала его в лесу и заметила кое-что странное – рассвет так и не наступил, луна висела высоко в небе. Стояла глубокая ночь. Почему стражники отца хотя бы не окликнули ее? Неужели, покидая замок, она никого не разбудила, даже собаку?