Затронутая Центом тема неизбежности грядущего продовольственного кризиса вызвала живейшую дискуссию. Все стали предлагать свои варианты решения проблемы, делились планами на будущее, давали умные, как самим казалось, советы. Кто-то предлагал заняться скотоводством, кто-то земледелием. Заспорили, что лучше сажать и какой скот разводить. Когда встал данный вопрос, Цент громко крикнул, что выгоднее всего разводить лохов.
Вскоре вернулись Андрей с Машкой, притом оба выглядели так, будто уже успели сразиться с ордой мертвецов. Машка на ходу расчесывала пятерней растрепанные волосы, ее спутник суетливо застегивал молнию на брюках. Когда проходили мимо Владика, то наступили на живой коврик оба, притом Машка топнула с такой силой, что у страдальца свет в глазах померк. Прежде возлюбленная казалась ему такой легкой и воздушной, откуда тогда ощущение, что по руке прошлось нечто, весом в три центнера?
– Ну, что там? – спросил Цент. – Все тихо.
– Да, да, тихо, – быстро ответил Андрей.
– А на стенах как?
– Нормально все.
Цент, однако, не поверил. Не было похоже, чтобы парочка вообще ходила на стены. Скорее всего, нашли первое попавшееся укромное место, и ну грешить до свадьбы. Цент распутства не одобрял, но в свете нависшей опасности счел подобное поведение допустимым. Оно и сам бы не отказался, мало ли, вдруг уже и не доведется никогда. Но вместо того, чтобы потакать низменным позывам бренной плоти, Цент нехотя извлек себя из кресла, и пошел сам проверить караульных. Дабы не было скучно, решил прихватить с собой Владика. Тот и так уже вдоволь належался на полу, а будущему берсеркеру, как известно, праздность противопоказана.
– Вставай, хилый, – призвал его Цент.
Владик что-то прогудел сквозь шлем, кажется, интересовался, есть ли в Вальхалле кабельный интернет. Цент неодобрительно покачал головой (размяк берсеркер без сечи ярой), наклонился, и без труда поднял программиста на ноги. Тот же, не успев принять вертикальное положение, немедленно продемонстрировал свою гнилую суть – вместо того, чтобы искать славной смерти в бою, бросился к столу, вытянув перед собой загребущие ручищи. Цент едва успел перехватить бессовестного, а иначе свершилось бы неслыханное.
– Один кусочек! – взвыл Владик, влачимый извергом к выходу. – Дай хоть ложку облизать!
– Фу! Вот еще выдумал, чужие ложки облизывать. Это же предел бескультурья.
Владик видел, как стол с яствами отдаляется от него, и его сердце рвалось из груди, туда, к тушенке и сухарям. Почему-то казалось, что если бы дали поесть, жизнь перестала бы казаться ему мрачным и безнадежным кошмаром. Но Цент был последователен в своем садизме, и не планировал снижать издевательскую планку.
– Самый короткий путь к подрыву боевого духа, это тушенка, – втолковывал он, выталкивая страдальца наружу. – Герою надлежит кормиться одним патриотизмом всухомятку, потому что если его начать котлетами да колбасами кормить, то откуда же возьмется тяга к самопожертвованию?
– Мне бы хлебушка кусочек! – всхлипнул Владик, уже не покушаясь на мясную продукцию.
– Хлеб всему голова, – одобрил Цент. – Но все же в бой надлежит идти на пустой желудок. Особенно тебе. Иначе ты своим некрепким кишечником все наше полковое единство осрамишь.
Поняв, что клянчить бесполезно, Владик скорбно замолчал. Бездушный изверг отказывал ему даже в самой малости, не желая насытить перед грядущей гибелью. Смертников, перед тем как усадить на электрический стул, и тех кормили. Но Цент был выше этого. Сам жрал как одержимый, а несчастного программиста мучил нескончаемым голодомором.
Сопровождаемый Владиком, Цент поднялся на стену. Там все были на своих местах, караульные исправно несли вахту, никто не спал и не занимался посторонними делами. Поговорив с личным составом и пообещав прислать кого-нибудь им на смену, Цент остановился у края стены и залюбовался окрестностями, насколько это позволяла тьма ночи. Выглядели они удивительно мирно и тихо, и Цент, в который раз, убедился, что вымирание большей части человечества пошло окружающему миру только на пользу. Раньше ведь куда ни сунься, везде люди. Из всех щелей выглядывают, во всех норах сидят. Вот так бывало, заедешь в глушь немыслимую, идешь по лесу, птичек слушаешь, и кажется, что в сказку попал. Но не успеешь перекреститься, как из зарослей вываливаются едва на ногах стоящие тела из окрестной деревни, грязные, зловонные, перегаром белку со ста шагов в нос бьющие. И все сказочное впечатление коту под хвост. Теперь же в этом плане стало лучше, и двуногого отстоя заметно поубавилось. Оно, конечно, и многие дельные люди сгинули, ну и кое-кто из генетического мусора уцелеть умудрился, тоже не без этого.
С подобной мыслью Цент покосился на Владика. Тот в своих доспехах выглядел даже где-то грозно, и если бы его еще ветром не шатало, то и вовсе воин знатный.
– Что ты такой грустный? – спросил терзатель, и, в качестве ободрения, хлопнул страдальца ладонью по плечу. От этого отнюдь не дружеского жеста Владик едва не слетел вниз со стены.
– Очень кушать хочется, – пожаловался он, хоть и понимал, что лучше бы помалкивать. Центу только сообщи о своих печалях, и он сделает все, чтобы умножить их.
