Владик с криком вылетел из-под кровати и бросился в коридор. Жуткая японка ползла за ним следом, неестественно выворачивая руки и ноги, отчего напоминала краба-мутанта. Двигалась она не особо быстро, и страдалец начал лелеять надежду, что успеет покинуть квартиру. Только бы выскочить в подъезд, а там он сразу в ближайшее отделение полиции, и ну писать заявление. На кого именно он собрался писать заявление, Владик еще не знал, да это было и не важно. Главное – написать.
Замки, призванные защитить обитателя жилплощади от сурового и опасного внешнего мира, открывались удивительно неохотно. Адская азиатка уже выползла в коридор, и обвинила Владика в том, что тот играет на пиратских серверах исключительно по причине умственной ограниченности. Владик возрыдал, совладал с последним замком и распахнул дверь. Но за ней его ждало отнюдь не спасение. Оттуда, прямо на программиста, попер какой-то огромный мужик в красном полушубке, с густой черной бородой и злыми глазами. Предмет в руках гостя Владик вначале принял за отбойный молоток, и лишь затем сообразил, что это паяльник нечеловеческих размеров.
– Зачем тушенку украл? – зарычал демонический дед Мороз, надвигаясь на свою жертву. Владик попятился, но тут его за ноги схватила подкравшаяся сзади азиатка. Страдалец дернулся и упал на пол. Подняться ему уже не дали. Схватили за руки, прижали голову к земле. Затем Владик почувствовал, что с него стаскивают штаны.
– Не надо! – завизжал он.
– Надо, надо, – усмехнулся дед Мороз. – У меня в мешке и утюг есть, и набор ржавых иголок, и тиски. Что ж, зря я все это из Великого Устюга вез? Уж что загадал, то и получишь.
– Но я ничего такого не загадывал! – вскричал Владик. – Я у вас новый мобильник просил. Вы, наверное, адресом ошиблись.
– Нет, адрес верный, – возразил ему дед Мороз. – И мобильник новый я тебе принес, не горюй. У меня все четко.
– Но кроме мобильника я ничего не заказывал.
– Ну, ты не заказывал, другие заказали. Вот у меня письмо от мальчика Цента. Пишет следующее: «уважаемый дедушка Мороз, подарите мне на Новый год зверскую пытку над программистом Владиком в лучших традициях прекрасных девяностых». Ну, как такому отказать? Не могу же я огорчить ребенка и оставить его без подарка. О, паяльник нагрелся. Настало время новогодних чудес. Не верти попой, Владик, а то промажу….
Крик был такой силы, что Владику показалось, что у него лопнули барабанные перепонки. Не сразу понял, что кричит он сам. Кричит и неистово бьется на сиденье автомобиля.
Все окна снаружи залепил снег, но судя по пробивающемуся сквозь него свету, на дворе стоял день. Трясущейся рукой Владик поднес к лицу часы, и выяснил, что проспал без малого сутки. Отключился вчера после полудня, когда сбежал от изверга Цента, и нашел укромное место, где и припарковался, а сейчас уже девять утра следующего дня. Неслабо так покемарил, что, впрочем, объяснялось как физической, так и эмоциональной истощенностью.
В салоне автомобиля было дико холодно, зверски задубевший Владик подумал, что так и насмерть замерзнуть недолго. Но сейчас его заботило совсем другое. Вчерашнее помутнение рассудка прошло, и он вдруг со всей ясностью понял, что натворил. Он не просто сбежал от Цента, за что уже можно было бы ожидать великую кару, он не только его унизил, написав оскорбительную записку, не только лишил его любимой музыки, но и похитил священную тушенку. Сколь неравнодушен изверг к еде было известно всем, кто с ним сталкивался. А уж Владик знал это лучше других. Цент мог контузить за сухарик, изувечить за глоток минералки, сделать инвалидом за кусочек колбасы, а за одну лишь попытку съесть тушенку он убивал без всяких разговоров.
Владик обратил взор на пассажирское сиденье рядом с собой, и не сумел сдержать крика ужаса и отчаяния. Пять пустых банок из-под тушенки подобно пяти смертным приговорам раскинулись перед ним. Страдалец смутно помнил, как вчера, умчавшись подальше и найдя укромное местечко, он неистово накинулся на консервы. И с каждой поглощенной банкой он чувствовал себя все более отомщенным. Долгие месяцы изверг терзал его, и вот настал час расплаты. Владик проявил такое усердие на тропе возмездия, что едва не объелся до заворота кишок.
Но то было вчера. Сегодня же, глядя ясным взглядом на пустые банки, Владик отчетливо осознал, что он нежилец. Цент был известен своим умением находить хоть на краю света и доставать хоть из-под земли, а уж в плане злопамятности он мог дать сто очков вперед любому. Хищение тушенки изверг не простит никогда, да и обо всем остальном вряд ли забудет. На то, что Цент все проглотит и смирится, нечего было и рассчитывать. Не тот это человек, чтобы смириться. Не было никаких сомнений в том, что изверг уже вышел на охоту, уже идет по следу, а когда найдет….
У Владика застучали зубы и затряслись коленки. Он попытался представить, что сделает с ним Цент, когда поймает, но воображение подвело. Если даже просто так, без всякой причины, изверг терзал его разными изощренными терзаниями, что же он придумает в этот раз? Наверняка что-то такое, что ужаснет матерых инквизиторов и заставит побледнеть нацистских преступников.
