Темный ангел - [15]

У дяди Стини было много знаменитых друзей: среди них были и кинозвезды, и художники, и певцы, и писатели. Мой крестный отец Векстон, который, как предполагалось, был его ближайшим другом, посвятил моему дяде Стини целую книгу поэм, написанных им во время великой войны, которые назывались «Снаряды».

Стоит ли упоминать моего дядю Стини? Правда, он не так часто приезжал в Винтеркомб, и при его появлении начинались споры из-за денег: дядя Стини хотел быть Самым Обеспеченным Мальчиком на свете и неизменно, покончив с ленчем и вином, громким голосом заводил разговор на эту тему. Я находила эти разговоры очень странными, потому что, хотя дядю Стини, конечно же, хорошо обеспечивали и он прекрасно выглядел, он не был «мальчиком», и довольно давно. Когда он заводил разговор на эту тему, мой отец впадал во гнев.

– Ради Боги, Стини! – услышала я как-то слова отца, когда проходила мимо библиотеки и дверь в нее оказалась открытой. – Ради Бога, ведь тебе почти сорок лет. Так не может продолжаться дальше. Что случилось с последним чеком, который я тебе послал?

Так что, может быть, лучше не упоминать о дяде Стини. Шарлотта, конечно, спросит, чем он занимается, как она всегда спрашивала, а потом задаст вопрос и о моем отце.

– Но что же он делает? – сказала она после того, как я поведала о нашем поместье, о сиротском приюте матери, об озере, которое нуждается в очистке, о котле и о той жадности, с которой тот пожирает фунтовые бумажки.

– Я предполагаю, что у него есть какой-то источник доходов? – произнесла она с таким выражением, словно речь шла о некой ужасной болезни. – Папа говорит, что, по его мнению, должен быть. Он говорит, что в противном случае вы не могли бы справляться, особенно с этим сараем. Конечно, есть титул… – Она сморщила нос. – Но папа говорит, что в наши дни титулы ничего не стоят. Разве что они очень древние, а ваш не очень старый, не так ли? Жаль, что твой папа не работает в Сити, как мой. Должно быть, это ужасно – быть таким бедным.

– Не думаю, что мы бедны. Вовсе не бедны. – Я покраснела. – Мама говорит, что мы счастливые люди.

– Чепуха! У вас порой и двух полупенни не бывает, говорит папа. На прошлой неделе он совершил какую-то колоссальную сделку и говорил с мамой на эту тему. Да, в этой сделке он заработал больше, чем твой отец за пять лет! Правда! Спроси сама.

Нет, лучше не говорить о моем дяде Стини, который не работал, о дяде Фредди и его ленивых гончих, лучше не упоминать мою тетю Мод, которая в свое время пользовалась известностью как хозяйка салона, но теперь стала стара, рассеянна и несет чушь о моих возможностях. Лучше вообще не затрагивать тему моей семьи.

Я украдкой бросила взгляд на часы, надеясь, что Шарлотте скоро уже отправляться домой, и стала раскладывать карты: черную королеву – на красного короля, черного валета – на красную королеву, этот пасьянс никогда не кончится! Шарлотта сидела напротив меня и ждала, что я буду продолжать беседу. Она барабанила пальцами по зеленой обивке стола. Королеву пик – на короля червей. Вдруг мне пришло в голову: отличный кандидат, козырная карта.

– Да, кстати, – начала я, времени ходить вокруг и около не было. – Я говорила, что в будущем году уезжаю в Америку?

– В Америку? – на лице Шарлотты появилось подобие интереса.

– Да. И буду жить в Нью-Йорке. Там моя крестная мать, и она хочет, чтобы я осталась с ней.

– Твоя крестная мать? Ты никогда не говорила, что твоя крестная мать живет в Америке!

– Ну, я называю ее «тетя». Тетя Констанца. Но на самом деле она не приходится мне тетей.

Это было больше, чем похвальба, это была откровенная ложь, так как я не обращалась к ней подобным образом, но я торжествовала, чувствуя близость победы. У Шарлотты напряженно сузились глаза.

– Констанца?

– Констанца Шоукросс, – как можно легкомысленнее уточнила я.

Я торжественно выдала ее имя. Я предполагала, я надеялась, что оно окажет воздействие, ибо знала, вернее, смутно догадывалась, что моя крестная мать – знаменитость. Должно быть, она оказалась еще более знаменита, чем я могла себе представить, ибо реакция Шарлотты оправдала мои самые несбыточные надежды. У нее перехватило дыхание; она вытаращила глаза, на лице у нее появилась зависть, смешанная с недоверием.

– Не может быть! Та самая Констанца Шоукросс?

– Конечно, – твердо сказала я, хотя опасалась, что их может оказаться две и я заблуждаюсь относительно своей крестной матери.

– Господи! – Теперь Шарлотта уважительно смотрела на меня. – Подожди, пока я не расскажу маме.

Какой триумф! Я несколько побаивалась, что его трудно будет выдержать, потому что видела, как Шарлотта готова забросать меня вопросами, на которые я скорее всего дам неправильные ответы. Но ко мне пришло спасение: раздался скрип шин по гравию и гудок клаксона. Шарлотта выглянула в окно. Я воспользовалась возможностью смешать карты.

– Приехал твой отец, – сказала я. – Ой, смотри, и пасьянс получился наконец.

* * *

Вот так началась эта ложь, которая потом имела столь ужасные последствия.

Когда днем за карточным столиком я упомянула имя Констанцы, на деле я понимала лишь одно – оно должно произвести впечатление. Я знала, что мой дядя Стини обожает ее и называет несравненной; я знала также, что он привозил журналы, в которых с головокружительными подробностями описывалась светская жизнь моей крестной. Я также видела, что, когда он упоминал ее имя, оно встречалось молчанием и тема разговора тут же менялась. Журналы, которые дядя Стини открытыми оставлял на столе, тут же исчезали, стоило ему покинуть комнату. Короче говоря, я чувствовала, что тут спрятана какая-то тайна.