Темные зеркала - [22]

Он зашел в палатку стоматолога. Тот врачевал — удалял зуб старшине второй роты. Старшина сидел с раскрытым ртом, вцепившись в подлокотники кресла, одновременно готовый и терпеть, и кричать. Стоматолог то запускал щипцы в рот пациента, то извлекал их, хмурясь.

— Уоа? — замычал старшина.

— Простите, что?

— Скоро рвать будете? — непослушный язык мешал, но старшина был настойчив.

— Рвать? Вы, милейший, имеете в виду — удалять? Так я уже удалил, вон он, — Стоматолог показал на плевательницу. Не может без эффектов, артист.

— Скоро полдень, — напомнил он стоматологу.

— Да, время летит. Но мы успеем, — Он приладил поудобнее кровоостанавливающий тампончик, критически осмотрел работу. — Сообразно обстоятельствам оценим как вполне удовлетворительно. Три часа не кушать. До вечера — еще лучше. Ясно?

Старшина мотнул головой, не отрывая взгляда от собственного зуба.

— На память возьмете?.

— Э-а! — категорически отверг предложение старшина. Он ушел, на ходу трогая челюсть, словно не верил, что самое страшное — позади. И правильно, если не верил.

Вместе со стоматологом доктор спустился в убежище. Название громкое. Лучше бы здесь по-прежнему оставался винный подвал. Вином еще пахло, но запах не мог заменить собою былой гордости.

Дрогнуло все вокруг, спустя секунду ухнул взрыв.

— Сегодня Франц, он парень аккуратный, — Стоматолог полез в карман халата, вытащил жестяную баночку, — Консервированная водка, трофей.

— На гранату смахивает, вот и кольцо. — Доктор при свете керосинки разглядывал добычу стоматолога. Рвать зубы умеет, ничего не скажешь.

— Пробовали, не взрывается. — Тот ловко открыл баночку. — Прошу.

Второй снаряд разорвался неподалеку. Ну, Франц, стреляй точно. Наши ответили. Доктор отхлебнул водки.

— Какова? — Стоматолог раскраснелся, лук, которым они закусывали, заставил прослезиться.

— Ханжа, она и есть ханжа.

Действительно, водка была премерзейшей. Не умеют немцы русской душе угодить.

Артиллеристская дуэль шла, как обычно. Бах, бабах. Он даже начал привыкать к этому — ежедневно, в одно и тоже время нужно спускаться в подвал на полчаса и ждать. Поначалу было стыдно — как это, бросить раненых, подчиненных, но неделя гауптвахты вразумила. Она хоть и офицерская, а гауптвахта. Раненых новых найти не проблема, объяснил стоматолог, вон их сколько после каждого наступления, а доктора сыскать все труднее и труднее.

А за подчиненных не волнуйся, у них убежище рядом, в подвале на другом конце того, что от села осталось. Негоже все яйца в одну корзинку складывать.

Он и привык. К тому же, казалось, артиллеристы с обеих сторон действовали по принципу: не тронь меня, и я не трону. Стреляли ювелирно, что наши, что немцы, попадали туда, где нет никого — ни пехоты, ни обоза, ни, Боже упаси, своего брата артиллериста. Словно договор подписали. Ясно было, что все это не просто зыбко, а зыбко крайне — достаточно ретивому командиру желания выслужиться, или снарядов подвезут побольше, или вообще — наступление, и тогда стрелять начнут всерьез, но пока… Вся жизнь на фронте складывалась из пока. На завтра загадывать не рекомендовалось.

Водка, вернее шнапс, начала забирать. Интересно, а что большие чины, знают ли, что Франц и Ваня стараются расстрелять суточный рацион лишь ради звука и нустого сотрясения земли? Хотя в рапортах, разумеется, указано, что цели поражены, уничтожено вражеских орудий столько-то, живой силы — столько-то, а что чинам нужно? Стоматолог не поленился (лечил зуб штабисту) и прикинул — их полк разгромил, по меньшей мере, дивизию Коминтерна — на бумаге, естественно. Было страшно думать, что писанину эту воспринимают всерьез и, исходя из нее, строят планы решительного наступления. Вся кровушка отольется тогда, и вчерашняя, и сегодняшняя. С процентами.

— Нет больше водки?

11

Шпрейская вода не ласкала. Жесткая, куда до волжской. Или мыло скверное?

Лернер огляделся в зеркале над умывальником. Посвежел: и блеск в глаза вернулся, и румянец на щеки. Он вытерся казенным вафельным полотенцем, снял с вешалки пиджак (удачно, неделя, как из чистки), ловко продел руки в рукава, застегнулся. Широковат немного. Постройнела фигура за последние годы, исчезло брюшко, награда Женевы, напрочь исчезло. Рациональная диета категории «три Б». Волос, правда, совсем не осталось, но нет и перхоти, не то что у некоторых.

Выйдя из туалетной, он начал ходить по коридору, поглядывая на круглые стенные часы. Свои, верный «мозер», давно ушли в фонд «рот фронта». Взамен, правда, дали другие, в дешевом, но сияющем корпусе, но те сломались быстро и безнадежно, часовщик толковал что-то о «конусах, которые вместо камней», но починить не смог. Пустяки, утешала Надя, счастливые часов не наблюдают, а они были счастливы тогда, ожидая полную, всемирную победу со дня на день, и полное же, мировое признание.

Минутная стрелка дернулась, подскочив к девятке. Срок. Он прошел в приемную.

— Лев Давидович вас ждет, — секретарша улыбнулась, как своему, забыв, что выдерживала прежде часами, — Проходите, геноссе.

Кабинет вице-директора был едва ли не вдвое больше Русского зала. И стол — будь он мерилом ума хозяина, — сидеть за ним гению, титану.