Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - [25]

.

Когда заседание близилось к завершению, премьер-министр объявил, что получил ответ лейбористов на предложение о создании национального правительства. Заявление гласило: «Лейбористская партия готова принять свою долю ответственности и стать полноправным партнером в новом правительстве под руководством нового премьер-министра, который вдохнет уверенность в нацию»[112]. Чемберлен подтвердил, что в свете этого ответа он пришел к заключению, что единственно правильным действием с его стороны будет подача королю заявления об отставке. Он предложил сделать это тем же вечером[113]. Но, несмотря на все произошедшее в тот день, он все еще не мог заставить себя признаться членам военного совета, что передает власть в руки того, кого никогда не хотел видеть на этом месте.

Когда заседание закрылось и члены военного кабинета разошлись, известие о решении лейбористов стало известно консерваторам. Руководитель фракции тори сделал последнюю отчаянную попытку убедить Галифакса изменить решение, но, прибыв в министерство иностранных дел, обнаружил, что министр отправился к дантисту. В биографии Галифакса Эндрю Робертс пишет: «Хотя в конце 1939 года он дважды за два месяца посещал дантиста, но вряд ли покинул бы министерство, если бы не догадывался о последних попытках переубедить его»[114].

Чемберлен отправился в Букингемский дворец почти сразу же после окончания заседания военного совета. Он подал королю Георгу VI официальное прошение об отставке и предложил другую кандидатуру. Это был не тот человек, имя которого король надеялся услышать. В своем дневнике король записал: «Я считал, что с ним обошлись очень несправедливо, и страшно сожалел о том, что все это произошло. Мы неофициально обсудили кандидатуру преемника. Я, конечно же, предложил Галифакса, но он сказал мне, что Г. не в восторге от этой идеи, поскольку, будучи лордом, в Палате общин он станет тенью или призраком. А ведь вся реальная работа ведется именно там. Я был разочарован этими словами, так как считал Г. самой подходящей кандидатурой и не видел особых проблем в связи с его пэрством. Я понял, что единственный человек, которому я могу поручить сформировать правительство и который обладает необходимой уверенностью, – это Уинстон. Я спросил совета у Чемберлена, и он сказал, что мне нужно послать за Уинстоном»[115].

Предлагал ли король временно отозвать пэрство Галифакса, чтобы он мог стать премьером? По конституции этот экстраординарный шаг позволил бы добиться желаемого. Персонал дома № 10 по Даунинг-стрит, которому предстояло вскоре перейти в распоряжение Черчилля, с неудовольствием узнал о событиях, произошедших во дворце. Личный секретарь Чемберлена, Джок Колвилл, писал в дневнике: «Это страшный риск, это может породить раздражение и спекуляции. Я не могу избавиться от мысли о том, что страна оказывается в самом опасном положении в своей истории… Ничто не может помешать ему [Черчиллю] поступить по-своему – потому что он отъявленный шантажист! – если только король не использует свою прерогативу и не пошлет за другим человеком. К сожалению, этим другим может быть только непреклонный Галифакс»[116].

Открывающаяся перспектива пугала всех.

Все это должно было быть мучительным для Черчилля. Никакая уверенность в себе не могла избавить его от сомнений. Удастся ли ему стереть из памяти людей свои прежние неудачи и добиться великой славы? Если забыть обо всей его браваде, перед нами останется стареющий человек, за плечами которого осталась почти завершенная карьера. Теперь же ему предоставлялась последняя возможность преуспеть в том, в чем он прежде провалился.

И в тот момент, когда Черчилль возвращался в резиденцию Адмиралтейства с Даунинг-стрит, он особенно остро нуждался в поддержке Клемми. Дочь Черчилля, Мэри, вспоминала: «В эти напряженные, тревожные дни Клементины не было в Лондоне [она уехала на похороны]. Для нее было мучительно не находиться рядом с Уинстоном в это время. А он, чувствуя, что ситуация близится к кульминации, звонил ей и просил вернуться как можно быстрее»[117]. Клементина приехала как раз в тот момент, когда он собирался из Адмиралтейства во дворец, и укрепила его веру в то, что он – единственный, кто может стать премьер-министром.

10 мая 1940 года около шести вечера Уинстон ехал по Моллу. Позднее он вспоминал: «Народ еще не успел осознать, что происходит за границей и в нашей стране, поэтому у дворцовых ворот еще не было толпы»[118]. Перспектива реализации давней мечты сделала Черчилля довольно дерзким. Он пишет: «Его Величество принял меня весьма любезно и пригласил сесть. Несколько мгновений он смотрел на меня испытующе и лукаво, а затем сказал:

– Полагаю, вам неизвестно, зачем я послал за вами?

Применяясь к его тону, я ответил:

– Сир, я просто ума не приложу зачем.

Он засмеялся и сказал:

– Я хочу просить вас сформировать правительство.

Я ответил, что, конечно, сделаю это»[119].

Начало было поразительно благоприятным, принимая во внимание взгляды, высказанные королем во время встречи с Чемберленом. Черчилль, как записал король в дневнике, был полон пыла и готовности исполнить долг премьер-министра