Темные тропы - [70]

– Раз уж выставил меня придорожной девкой, даже в глазах детей – отрабатывай! – горячо бормочет она, злясь на завязки, что не слушаются её пальцев, дрожащих от нетерпения, злости и страсти. – Давай! Отработай меня, как трактирную девку продажную!

Глава 4

Я в таком состоянии, что голова сейчас взорвётся! И в душе – такая гремучая смесь чувств и эмоций, что… Даже не знаю – что!

Укрыл любимую, наскоро накинул на себя, что попроще, чтобы совсем голым не быть. На воздух! На хрен! Прямо в окно! На хрен! Иду в мойню, окунаю голову в дубовую бадью с холодной водой. Сел на лавку у завалинки банной, закинув голову, смотря на небо, упираясь пылающим затылком в стену бани. Вода струйками стекает по спине, вызывая мураши.

Верно говорят, что разбирать мутки человеческих взаимоотношений – самая неблагодарная стезя. Свихнёшься! Тут – тотальная и безумная война всех против всех, кровь людская льётся, как водичка, но им важнее, кто с кем перепихнулся, как кто к этому отнёсся, кто кому подставил, а кто – не подставляет, тем оттеняя подставляющую. Их Дома кровью умываются, а они – вином упиваются, семенем накачиваясь.

И тут происходит два события, ещё сильнее погружая меня в глубину тоски: первое – ловлю сам себя за шкирку, понимая, что чувства мои густо подкрашены завистью к этим молодым людям, что могут себе позволить беззаботно прожигать жизнь, наслаждаясь ею, друг другом, что способны излиться семенем. И слышу молодой голос, что ищет меня, спрашивая стражника. А самое отчаянное для меня, что моё бегство окольными путями не осталось незамеченным – страж указал на моё местоположение.

Метаться – поздно, да и глупо. Потому – сижу с закрытыми глазами, стремясь урвать хоть несколько ударов сердца покоя.

– Прошу прощения, – слышу я голос Сируса.

Открываю глаза. Потому как удивлён. Искал меня голос Волчицы, а подошёл – Сирус. Удивлён настолько, что «вышел из себя», сразу увидев всё это хитросплетение их потоков, озабоченностей, устремлений и чувств.

– Все вместе или по-одному? – спрашиваю.

Сирус ненадолго задумался:

– По-одному. Все вместе – опять только гвалт будет. Опять друг перед другом… – Сирус махнул рукой.

Вздохнув, как-то по-стариковски покряхтев и пощёлкав позвоночником и коленями, встал, пошёл в мойню. Спросил про светляка у Сируса – ибо я не умею, да и вижу в темноте лишь чуть хуже дневного. Но и юноша помотал головой. Присели. Молчим. Мне сказать нечего, а юноша не знает, с чего и как начать. Мнётся, мычит, не знает, куда деть невидящие пока глаза, куда деть руки. Ах, вот почему без света! Как на исповеди!

– Слушай, а ты в бою так же бы мялся? – спрашиваю я.

– Так то – в бою! – усмехается юноша.

– Вот и представь, что ты – в бою! Ты ведёшь полк правой руки и докладываешь отцу-командиру обстановку! Ну, соберись, властитель! – говорю я ему.

– Полк правой руки, – с какой-то ностальгической задумчивостью отвечает Сирус. – С этого, собственно, и началось. Как только отец наладил добычу и обработку меди, Горох сразу же и наложил дополнительный побор. Отец впал в обычное для него буйство, вывел дружину и ополчение. Ты про отца, наверное, слышал – люди за ним шли, как зачарованные. Даже в ополчение. Отец не учёл, что князья воспримут это как попрание устоев и Волк поможет Гороху. Один на один с Горохом был расчёт разойтись хотя бы поровну и договориться. Но мы рассчитывали одолеть – у отца всегда было превосходство в магах. Да и сам маг неслабый. Из этих расчётов отец и расположил полки. Не зная о засаде Волка. Полк правой руки был опрокинут. Отец склонил знамя, сберегая людей. Налог стал только тяжелее. А Волк взял меня себе на воспитание. Считай – заложником. Уж очень амбиции отца кололи глаза соседям. Вот и стали мы расти вместе с волчатами. Под одной крышей спать, один хлеб переламывать. И младшие – тоже. У нас тогда ещё школы не было. А возить детей к Гороху, а потом проведывать меня? Так мы и росли вместе.

Сирус вздохнул.

– Серая Лапка всегда ко мне льнула, как муха к мёду. Старая Волчица, смеясь, говорила, что это – манит её кровь демона. А Старый Волк хмурился. Он бы не отдал дочь в семью простого приграничного властителя. У него были свои высокие планы и цели на старшую и настолько изысканно красивую дочь. А кто я? Воспитанник. Проводник его воли на Западное Порубежье. Все же понимали, уже тогда чувствовали, насколько ослаб Дом Гороха.

Он помолчал. Нелегко это, хотя и приятно – вспомнить былое, тем более – детство. Нет, вспомнить – приятно. Хорошее, что сразу вспоминается. Но вспомнить надо – всё. А не только то, что приятно вспомнить. Но Сирус улыбнулся:

– Она, кажется, всегда была рядом. Прогнать её было совсем непросто. Вот и росла – как мальчишка. Одевалась, как мы, ела с нами, шалила вместе с нами. Училась не вышиванию и песнопению, маршам, галопу и владению оружием. Даже боролась и дралась с нами со всей ожесточением, на равных.

Немного смутившись, Сирус, вздохнув, мотнув головой, сказал:

– Рубить правду, так до хребта! Старый Волк очень ярился, что Лапка всюду таскается с нами. Но он редко бывает в Логове. А Старой Волчице – тоже не до нас было. Сыты, здоровы, заняты – и ладно. А где мы лазим и чем занимаемся – не важно. Потому мы и купались вместе, спали – обнявшись. Друг на друге и изучали различия строения наших тел.