Темные небеса - [10]

Так мы общаемся.

Тайные руны, клинопись эпохи спецслужб.

Туман за это время рассеивается. Я облегченно вздыхаю и захлопываю телефон.

— Очень вам благодарен, сэр Генри.

Лорд разводит руками:

— Напротив, это я благодарен вам, Илия. Я очень рад, что мы с вами сотрудничаем. Ведь нас так мало среди всех этих военных, чиновников, администраторов, среди всего этого обслуживающего персонала, тех, кто озабочен лишь формой, но даже не пытается разглядеть сквозь нее подлинный смысл. Не осознает очевидного: мы, люди, все человечество, держим сейчас экзамен на зрелость, и от того, как мы этот экзамен сдадим, какую оценку получим, зависит наша судьба.

Мы смотрим друг другу в глаза, и я опять, вопреки всем доводам разума, чувствую, что мои подозрения — полная чепуха. Бред, нелепость, фантомы воспаленного воображения. Лорд вовсе не пытался только что взять меня под контроль. Как такое вообще могло прийти мне в голову? Он совершенно искренне ко мне расположен, и я всегда могу рассчитывать на его поддержку.

Это же очевидно.

Я таю, как мороженое в горячей руке.

И тут Лорд наносит мне главный удар.

Он сыплет в кофе три ложечки сахара и замечает, дурашливо вздернув брови:

— Надеюсь, Илия, вы — не поклонник диеты? Диета — это проклятие, которое накладывает на нас благополучная жизнь. Мы только и делаем, что, как безумные, подсчитываем калории. Того нельзя, этого тоже нельзя. Здесь — губительные жиры, там — вредный холестерин. Мы превратились в рабов диетологических фирм. Раскрою вам страшный секрет: все диеты, все рекомендации по питанию — выдумки высокооплачиваемых врачей. Уж вы поверьте, я знаю, о чем говорю. Мне шестьдесят восемь лет, и я прекрасно себя чувствую без всяких диет. Лучшая диета, по моему личному опыту, это ежедневный, осмысленный, целенаправленный труд. Работа, мой друг, работа, работа — и вам не потребуется никаких диет. Но вы, вероятно, это и сами знаете, Илия. Вот, например, я вижу, что ваш англо-американский язык улучшается день ото дня.

— Здесь у меня хорошая практика, — говорю я, пожимая плечами.

— Конечно, практика — это все.

И вдруг до меня доходит, что Лорд на самом деле имеет в виду. Сердце у меня дает сбой, наткнувшись на невидимую преграду. К лицу подступает жар, и оно начинает пылать, словно я грубо соврал.

Хочется отсюда бежать, только некуда.

Спасает меня Бэрримор, который приносит папку и аккуратно кладет ее на свободный угол стола. После чего, ни слова не говоря, принимается за салат.

Сэр Генри смотрит на папку с явным недоумением.

Потом спохватывается:

— Спасибо, мой друг. Я так и думал, что забыл ее там. — Поднимает толстый указательный палец. — О, кажется, началось…

Гомон в ресторане стихает.

Буквально за две-три секунды воцаряется напряженная тишина.

И в тишине этой становится слышно злобноватое шипение ветра и вместе с ним какой-то странный скрежещущий звук — прерывистый, царапающий. Будто трется снаружи о ставни нетерпеливый, голодный, только что пробудившийся, многолапый песчаный зверь…

Дальше все тоже идет кувырком. Самум достигает максимума действительно около десяти часов. Теперь снаружи докатывается уже не шипение, а глухой яростный рев, и по щитам, закрывающим окна, не просто скрежещет, а лупит очередями мелких камней. Гостиница ощутимо подрагивает. Где-то далеко, еле слышно звякает вылетевшее стекло. Впрочем, Марина Тэн чуть ли каждые пятнадцать минут повторяет на тех же девяти языках, что причин для тревоги нет, здание построено с громадным запасом прочности. В случае каких-либо дефектов, вызванных ураганом, следует немедленно сообщить об этом в административную часть.

Я в это время нахожусь в номере Дафны. Мы сидим за столом, под большим, выше человеческого роста торшером, и, перебрасывая друг другу листочки, заполненные каракулями, пытаемся найти выход из тупика, в который уперлись переговоры с арконцами. В принципе с нами должны были бы находиться еще Чак и Ай Динь, но насколько я понимаю, у них происходит сейчас точно такое же приватное собеседование.

Ну и пожалуйста.

Не слишком часто нам с Дафной удается остаться вдвоем.

Жаль только, что голова у меня совсем не работает. Я слишком взвинчен: по пути в номер меня перехватывает Андрон Лавенков и, вытащив на площадку черного хода, где камер наблюдения нет, устраивает нечто вроде истерики. Разумеется, без крика и размахивания руками, но шипящий, как песок за окном, голос Андрона свидетельствует, что внутри себя он кипит.

Беседа протекает у нас крайне сумбурно. Во-первых, Лавенков допытывается, что мне сказал Лорд, и я искренне отвечаю ему, что мы с сэром Генри разговаривали о диетах. Ну и о том, что наша группа, несмотря ни на что, все же проведет очередной раунд переговоров. Это чистая правда, ни капли лжи, но отнюдь не вся правда, как констатировали бы в американском суде. Андрон это сразу же чувствует. Чутье у него, как у голодной лисы. Он взбешен, но понимает, что сделать тут ничего нельзя. Если я не хочу чего-то сказать, то хоть тресни, все равно не скажу. Андрон в этом уже давно убедился. Он берет себя в руки и даже выдавливает, чтобы смягчить обстановку, нечто вроде улыбки. Так мог бы улыбаться пластмассовый манекен. После чего сообщает мне, что главная трудность здесь не в обмороках и не в самуме. Главная трудность здесь заключается в том, что, помимо Юсефа, исчезли еще двое экспертов: Кристофер Раст, аналитик, Соединенные Штаты, и Вальтер Швидке, специалист по информсистемам, Германия. Оба оставили записки, что уходят на Терру.