Темные дороги - [88]

Набираю номер. Дядя Майк подходит на четвертом звонке. Мой голос его явно не радует. Говорю себе: «Это потому, что ты так поздно позвонил», но слезы все равно катятся у меня по щекам.

– Хочу поговорить с Джоди.

– Джоди? – переспрашивает тот. – Она уже в постели. Спит.

Среди помощников шерифа женщин нет, но шеф перетряхнул весь личный состав Лорел-Фоллз и раскопал-таки дамочку для допроса девчонок. Она их просветила, что либо их заберут в приют, пока не найдут приемную семью, либо возьмут родственники. Эмбер позвонила дяде Майку.

– Разбуди ее, пожалуйста.

– Не буду, – сурово произносит дядя. – Зачем ты сюда звонишь? С каких пор можно из тюрьмы звонить домой?

– У меня есть право на телефонный звонок.

– Речь именно об этом звонке?

– Да.

Долгое молчание.

– Господи, Харли. – Голос у дяди дрожит. Сейчас расплачется. – Тебе могут вынести смертный приговор.

ОТНОШЕНИЕ К ТЕБЕ БУДЕТ КАК КО ВЗРОСЛОМУ – испорченной вывеской бара мигают передо мной неоновые буквы.

– Знаю.

– И свой единственный телефонный звонок ты тратишь на шестилетнюю девочку?

– Да.

Опять молчание.

– Извини, – голос у дяди крепнет, – рука не поднимается ее будить.

– Тогда позови Эмбер.

– Все спят.

– Ладно, – медленно говорю я, глядя на неоновые буквы. Что должно случиться, чтобы они исчезли? – Я просто хотел убедиться, что она жива-здорова.

– Она держится. Насколько возможно. – Дядя на мгновение замолкает. – В маленьком городе новости расходятся моментально. Ночь-полночь, а некоторым не спится. То и дело подъезжает машина, люди орут, кидают на участок всякую дрянь. Завтра будет совсем худо. Утром первым делом заберем девочек к нам, а потом увезем отсюда.

– А как же Элвис?

– Твою паршивую собаку я не возьму.

– Как же так? Кто его покормит? Пес начнет рыскать по округе в поисках еды, и кто-нибудь его застрелит. Или машина собьет, – не на шутку пугаюсь я. – Он хороший пес. Он заслуживает лучшего.

– Плевать мне на то, что он заслуживает. Он – собака. И я его не возьму.

Я рыдаю в голос. Неважно, что шериф и его помощник Билл сочтут меня слюнтяем.

– Каждый месяц покупай Джоди печенье с предсказанием и бумажный зонтик, – успеваю еще попросить я. И вешаю трубку.

Шериф отодвигает от меня телефон и располагается на своем столе поближе ко мне, так что я отчетливо вижу красновато-коричневое пятно на его серых форменных штанах. На ляжке. Неужели кровь? Да нет, скорее, кетчуп.

Тянусь за испачканным платком (чистых в коробке не осталось) и, забыв про разбитый нос, сморкаюсь. Вскрикиваю от боли. У шерифа ко мне ни капли сочувствия. А чего я ждал? Глаза у него наполовину прикрыты, вылитая сонная черепаха.

– У тебя богатый опыт по части оружия, Харли? – спрашивает меня шериф.

Впервые за весь вечер он обращается ко мне по имени. До этого называл меня «сынок».

– Кое-какой есть, – говорю.

– Ты ведь ходил с отцом на охоту?

– Нечасто.

– Ну, с винтовкой-то ты умеешь обращаться. Знаешь, как целиться, как стрелять. Знаешь, какая силища в «магнум 44». Знаешь, какие увечья он может нанести вблизи.

Шериф поднимается и начинает мерить шагами кабинет. Я рад этому. Мне не нравится ни его вид, ни запах. Ремень, кобура и дешевые башмаки скрипят при ходьбе.

– У меня к тебе вопрос. Почему ты не стрелял в нее с расстояния? С таким-то прицелом? Даже уметь стрелять не надо. Навел на цель и нажал на спуск.

Я молчу. Он останавливается, смотрит на меня. Опять принимается шагать.

– Ты мог забраться на холм у железной дороги и застрелить ее, когда она играла во дворе с детьми. Или в доме через окно.

Шериф ест меня глазами.

– Ты ведь знаком с ее детьми? – спрашивает он, будто сам не знает. – Ее девочка – подружка твоей сестры, которой ты только что звонил. Теперь их дружбе конец, так?

Я понимаю, куда он клонит, но не понимаю зачем. У него есть жертва. У него есть убийца.

И чего воду мутить? В виновности мамы никто не сомневался.

Руки у меня снова начинают трястись. Прячу их под себя.

– Если бы ты обстряпал дело именно так, мог бы представить все как несчастный случай на охоте и вообще избежал бы тюрьмы. Таких случаев полно. Тебя бы никто не заподозрил, поскольку никто не знал, какие вас связывают отношения. Верно? Муж ни о чем не подозревал.

– Вы ему сказали? – спрашиваю я, борясь с тошнотой.

Другой его помощник входит в кабинет с двумя дымящимися пластиковыми стаканчиками.

– Нет. – Шериф берет свой кофе. – С момента обнаружения тела я не выходил из этого кабинета. Правда, я с ним говорил. Он был потрясен, что мы тебя задержали. Сказал, тебе нравилась его жена, а ты нравился ей. Ему тебя было жалко. По его словам, ты пару дней назад заезжал к ним весь расстроенный. В собственный день рождения навещал в тюрьме мать. И жена под проливным дождем побеседовала в тобой в кабине твоей машины, и тебе стало легче.

Он делает глоток.

– От общения с ней тебе делалось легче, Харли?

Я смотрю на окровавленный платок. От запаха кофе меня мутит.

– Вот и дообщался. Каюк.

– Заткнись! – ору я неожиданно для самого себя.

Вскакиваю я тоже неожиданно для самого себя. Тут уже обошлось без Билла. Нашелся и еще добрый человек. Усмирил.

Именно этот человек напророчил мне смертный приговор. Еще когда я делал признание. Я расписывал им, какая она была красивая, и этот помощник заметил, что убить красавицу, да еще и мать малолетних детей, – самое страшное преступление. Хуже только детоубийство. Меня за это точно поджарят. Хотя в Пенсильвании в ходу смертельные инъекции. Так что мне вкатят прививочку. Я спросил, приговорили бы меня к смерти, если бы жертва была старая и страшная, и он ответил, что, скорее всего, дали бы пожизненное. По-моему, именно он сказал по телефону, когда я позвонил насчет мамы, что я слишком много смотрю телевизор. Я узнал голос.