Темнота в солнечный день - [107]
– Фантастика, – растроганно сказал Рубенс. – Столько читал и слышал, но в жизни не ел, как-то не рыбак по натуре, и не было знакомых рыбаков…
– Ничего, – сказал Митя. – Чует мое сердце, это у нас не последний банкет, так что к следующему тройную уху гарантирую.
– Век не забуду, благодетель! – истово выдохнул Рубенс. – А вот это вот что такое? Я понимаю, что гарнир, но не пойму, что. Хотя такое впечатление, знакомое что-то…
– Еще бы, – сказал Митя со спокойной гордостью профессионала, глядя на горку крохотных, меньше сантиметра, золотисто-поджаренных кубиков. – Это, Рубенс, обыкновенная жареная картошка. Картохиум вульгарис. Режется толстыми ломтиками, потом эти ломтики режутся на такие вот малехонькие кубики, а потом – как обычно.
– Уважаю, Митрий, – серьезно сказал Рубенс. – А вот у меня кулинарных талантов ни малейших. Обычный холостяцкий набор: яичница-пельмени-котлеты магазинные. Ну, еще куру с грехом пополам в духовке запеку. Уважаю, маэстро… и завидую искренне.
Что греха таить, слышать это Мите было приятно: его умению завидовал человек, владевший умением, которому завидовал сам Митя.
– И «Плисочка»… – жмурясь, как кот на сметану, сказал Рубенс. – Две маленьких слабости у меня в жизни: «Плиска» и… – Он смущенно замолчал. – Пардон, Марина, чуть пошлость не сморозил…
– Ничего, – весело сказала Марина. – Я девочка большая, у меня даже любовник есть, и вы сами понимаете кто. Не сказали бы вы никакой особенной пошлости, мне кажется. Что-нибудь вроде «…и доступные блондинки». Да?
Она была не просто весела, прямо-таки в игривом настроении – да, эскулапы должны были ее обнадежить очень серьезно… У Мити душа за нее радовалась заранее. Но в подсознании прочно угнездился вопрос номер три…
– …и доступные шатенки, – признался Рубенс. – Есть у меня такая маленькая слабость… Это ж никакое не извращение, правда?
– Конечно, – сказала Марина. – У меня вдруг тоже вот обнаружилась маленькая слабость – лихие аюканские почтари. В одном-единственном экземпляре, но мне больше и не надо… Митя… ты сегодня мне что купил?
– «Токай».
– Мить… – В ее голосе явственно прозвучали умоляющие нотки. – А можно и мне сегодня «Плиски»? Чуть побольше обычной винной порции. Не бойся, я надираться не собираюсь, но хочется принять на душу чуть побольше обычного. Всё ведь будет под твоим чутким присмотром, Митенька…
Конечно, эти умоляющие нотки были в какой-то степени наигранными, но все равно было приятно, что она просит у него разрешения, как у хозяина, к тому же в присутствии мужика старше Мити на десять лет, самого настоящего художника.
– Будет тебе «Плиска», и не наперстком, – сказал Митя. – Как только скажешь наконец подробно и внятно, чем закончилось в клинике. Я ж как на иголках сижу. Рубенс – мужик свой, при нем можно, это ж, в конце концов, не о гинекологии речь идет…
– Подробно не смогу, – сказала Марина. – Я ж не видела, что со мной проделывали, знаю только, что исследовали какими-то приборами, но не больно. Ничем не кололи, ничего такого. Расспрашивали много, но все это не повторить, да я и не запомнила многого… А вот внятно – пожалуйста. – Она старательно выговорила, явно повторяя чьи-то слова: – «Конечно, стопроцентной гарантии нельзя дать никогда и ни для чего, но шансы вернуть вам зрение огромные». Вот так сказали в заключение.
– Профессор этот? Светило?
– Митька, ну какой ты… – рассмеялась Марина. – Они не представлялись, откуда мне знать, кто был кто? Но санитарка, когда меня потом провожала в палату, сказала: «Там и шантарский профессор был, большущий спец по глазам, на Запад лекции читать ездил». С таким почтением это у нее прозвучало… У меня еще больше надежды прибавилось. В общем, послезавтра положат на операцию.
– Надолго? – вырвалось у Мити.
– Они не сказали. Такое впечатление, что и сами пока сказать не берутся. Обронили: на неделю самое малое…
Митя принес третью коньячную рюмку, наполнил все. Опять-таки привычно, осторожно протянул правую руку Марины так, чтобы она коснулась ножки бокала кончиками пальцев. Оторвал от ее половинки цыпленка ножку, навел на косточку пальцы Марининой левой руки. Курица хороша еще и тем, что слепым управляться с ней гораздо проще, чем с какими-то другими кушаньями, – не нужно никаких ножей-вилок-ложек, можно преспокойно есть руками. Тем более что они не в ресторане, не на банкете – на домашнем застолье. Так что и зрячие преспокойно могут обойтись руками.
– За успех! – сказал Митя.
Рубенс чисто машинально потянулся было чокнуться, но тут же отвел руку, сообразив, какая это трудная задача для Марины. Опрокинули до донышка. У Мити с Рубенсом прошло отлично, а вот Марина чуточку закашлялась, но предвидевший такой оборот Митя проворно подсунул ей стакан с лимонадом. Она запила, и все уладилось. С удовольствием откусила кусочек цыпленочьей ножки, прожевала. Шеки быстро раскраснелись.
– А вот интересно, Виталий… – сказала она. – Когда я буду видеть… Если вы с меня второй портрет нарисуете, будет видна какая-нибудь разница? Между мной прежней и нынешней? В глазах, в лице…
Рубенс думал долго и, сразу видно, старательно. Потом пожал плечами:
Весной 1945 года, когда до Берлина оставалось уже не так далеко, майор Федор Седых привез в расположение своего батальона девятнадцатилетнюю немку-беженку Линду, поселил ее рядом со своей комнатой и назначил ее своей помощницей. Вопиющий по своей дерзости поступок не остался незамеченным для офицеров СМЕРШа. Однако майор не обращал внимания ни на косые взгляды солдат, ни на строгий приказ Главнокомандующего. Потому что Линда обладала совершенно фантастическими способностями: глядя на человека, она могла точно сказать: будет он жить в ближайшее время или погибнет…
Каких только пасьянсов не раскладывала жизнь перед адмиралом Мазуром. И не последний ли набор карт тасует судьба где-то в Южной Америке? Не на флоте уже, а в ЧВК. Но снова не храбрым - победа, не мудрым - хлеб, не разумным - богатство… Любовь - да, но кому-то еще и девять граммов в придачу.
В бестселлере А. Бушкова «Охота на Пиранью» (более 2 млн читателей) действия разворачиваются в дебрях глухой тайги, где кончаются законы человеческой морали и начинаются экзотические забавы воспаленного воображения некого нового русского, устраивающего для иностранцев тотальную охоту на людей. Однако события складываются так, что в эту паутину попадает не просто случайный турист, а проводивший в тех местах семейный отпуск капитан первого ранга из военно-морского спецназа Кирилл Мазур.
В пышных церемониальных встречах идет парадная жизнь Сварога, поочередно выступавшего в роли аж семи королей и одного великого герцога. Венценосные особы безмятежно съезжаются в резиденцию Виглафского Ковенанта — величественный замок, сейчас самое безопасное место на всем Таларе.Все вульгарные пикантности и пороки — измены, ревность, насилие и обман… — скрыты за ставнями королевских покоев. Где-то там зреет заговор, а в ответ ему — праведная месть!Пусть легкий ветерок лениво колышет многочисленные флаги, гордо реющие над королевскими резиденциями.
Под рокот надвигающегося Шторма, предшествовавшего уходу ларов в небеса и упадку на земле, Сварогу предстоит решить участь коварных веральфов. На волоске от гибели он ищет следы вероломной Дали Шалуатской. Но почему на это раз все кажется настолько простым, будто кто-то забавляется с королем королей детской игрой в догонялки?.. А теперь этот кто-то предлагает бросить кости - и... Выпадает пустышка: многогранный кубик поворачивается к Сварогу идеально чистой, как вечные льды Снежного острова, гранью.
Пока молодая правительница Империи Четырех Миров Яна-Алентевита готовится пойти под венец, лорд Сварог граф Гэйр продолжает биться над загадкой Токеранга и Горрота. Как сорвать «шапку-невидимку» с Горрота и проникнуть в логово токеретов?..Воскресшие покойники, токереты во плоти, секретные истории, извлеченные из тайных архивов, разгадка силы апейрона, обретение наследника. Вся эта повседневная королевская жизнь в светском бризе любви, который стремительно набирает силу и поднимает, поднимает Сварога… над Таларом.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.
Откройте для себя другого Бушкова! Александр Бушков – признанный мастер российской литературы. Он умеет говорить о любви так, как о ней говорят только по-настоящему сильные и волевые мужчины. Когда искренность чувств – предельная. Слова признания – пронзительны. А поступки – красивы и благородны. Ольга поначалу не хотела садиться в его машину. Смотрела на симпатичного улыбающегося водителя с подозрением. Жизнь такая пошла, верить никому нельзя. Потом много раз вспоминала это мгновение. Ее судьба сложилась бы совсем иначе, останься она стоять на тротуаре и ждать такси… Невообразимая круговерть событий и эмоций! Его робкие, осторожные прикосновения.