Темное зеркало - [61]

— Конечно, — презрительно усмехнувшись, ответила Элизабет. — Говорили, что он зациклен на мне и я должна вести себя с ним осмотрительно, потому что Фергюсон потенциально опасен.

— Потрясающее бездушие! — зло проговорил Ник. — Мне стыдно за этих парней, честное слово! — Он сделал паузу и добавил: — А впрочем, они излагали вам то, чему их учили в полицейской академии. Кстати, меня тоже всему этому обучали.

— И как вы усвоили курс? — усмехнувшись, спросила Элизабет.

— Думаю, неплохо. И не только теорию, но и практику. И что же они говорили вам еще, эти полицейские? Попробую догадаться. Они заявляли вам примерно следующее: «Мы ничего не можем сделать с Фергюсоном, пока он не нарушил закон». Или, например: «Мы не имеем права арестовать его, ведь он не представляет угрозу для общества». Так?

— Да, именно так они мне и заявляли.

— Элизабет, я действительно очень сожалею обо всем случившемся. — Ник положил руку ей на плечо, и она ощутила ее силу и тепло. — Как же события разворачивались дальше?

— Следующим летом я переехала в Нью-Йорк, — продолжила Элизабет. — Во-первых, хотела поступить там учиться в колледж, а во-вторых, надеялась избавиться от навязчивой привязанности Фергюсона. А Марти тогда училась в школе… Мы скучали друг по другу, часто перезванивались. — Голос Элизабет дрогнул.

— Ваша сестра была знакома с Дэвидом Фергюсоном? — спросил Ник, сочувственно глядя на Элизабет.

— Нельзя сказать, что они были знакомы. Марти видела его несколько раз, когда он подолгу торчал у дома, поджидая меня, она разговаривала с ним по телефону, когда Фергюсон звонил мне. Но лично знакомы они не были.

— Элизабет, расскажите, как все случилось, — тихо попросил Ник. — Я понимаю, вам до сих пор больно вспоминать об этой трагедии, но тем не менее…

— Как все случилось? — печально повторила Элизабет. — Я пригласила Марти погостить у меня в Нью-Йорке. Она мечтала своими глазами увидеть Большое Яблоко[2], и мне очень хотелось доставить ей это удовольствие. Как замечательно мы с Марти проводили время! Я показывала ей небоскребы: Рокфеллеровский центр, Эмпайр-стейт, мы делали покупки в многочисленных магазинах на Пятой авеню, ходили в музеи, в Центр международной торговли.

— Вы с сестрой были очень близки, — заметил Ник, снова ласково погладив Элизабет по голове.

— Да, сестра для меня была самым близким человеком, — ответила она, и в ее глазах блеснули слезы. — Ее потеря для меня невосполнима. — Две слезинки выкатились из ее глаз, Ник достал из кармана носовой платок и подал ей. — Спасибо, — улыбнувшись сквозь слезы, пробормотала Элизабет. — Я постараюсь больше не плакать.

Кошка Кэти, которая всегда улавливала настроение хозяйки, спустилась с лестницы и, приблизившись к дивану, прыгнула к Элизабет на колени, опасливо поглядывая на незнакомого мужчину, сидевшего рядом.

— Так вот… в тот вечер, незадолго до того как случилась трагедия, мы с Марти договорились вместе поужинать в кафе «Хард-рок». Но в тот вечер была моя смена в баре Донахью и мне пришлось задержаться: там было много гостей, отмечали какое-то торжество, и посетители долго не расходились. Мне пришлось позвонить Марти, извиниться и сказать, что наш поход в кафе не состоится. Она не обиделась, ответив, что поужинает дома и будет дожидаться моего возвращения. Марти вообще была чудесной девушкой, с легким, приятным характером, добрая, отзывчивая… — Элизабет снова промокнула глаза носовым платком. — Переехав жить в Нью-Йорк, я совсем забыла о Дэвиде Фергюсоне и была уверена, что его чувства ко мне давно остыли, однако… я жестоко ошибалась. Фергюсон не только не отказался от навязчивой идеи быть со мной, а наоборот, еще больше утвердился в мысли, что рано или поздно я буду принадлежать ему. Видимо, он расценил мой переезд как бегство и решил во что бы то ни стало вернуть меня, настигнув в Нью-Йорке. Причем самое удивительное: он ни от кого не скрывал своих намерений. Открыто заявлял нашим общим знакомым, что собирается покарать меня за мою так называемую неверность, а люди, как всегда, лишь снисходительно посмеивались над ним. Никто не воспринимал всерьез ни слова Фергюсона, ни его самого! Он узнал мой адрес, номер телефона… В тот вечер я вернулась домой после полуночи и застала страшную картину… Марти… лежала мертвой в моей спальне… — Элизабет всхлипнула и судорожно сцепила руки.

— Вы первой оказались на месте преступления?

— Да.

— Я очень вам сочувствую, Лиззи, — мягко произнес он, крепче сжимая рукой ее плечо. — Видеть такое невыносимо.

Элизабет молча кивнула, отметив, что Ник назвал ее уменьшительным именем и вышло это у него легко и естественно, без тени фамильярности или намека на возможно более тесное знакомство.

— И знаете, что Фергюсон заявил во время следствия судебному психиатру? — продолжила Элизабет. — Что якобы он не имел намерения расправиться с Марти. Он хотел лишь заставить ее признаться ему в любви! Уж не знаю, от чьего имени — моего или ее собственного…

В гостиной воцарилась долгая пауза, а потом Ник спросил:

— Где его схватила полиция?

— В аэропорту. Он собирался лететь самолетом обратно в Калифорнию. Полиция надавила на него, и он во всем признался. Там же, в помещении аэропорта. И очень просил, чтобы они правильно расценили его поступок, — зло добавила Элизабет.