Никто из прохожих никогда не признал бы в заурядном мужчине в красно-зеленой униформе разносчика пиццы зловещего, безжалостного убийцу. Догадался бы лишь тот, кто внимательно всмотрелся бы в его лицо и встретился с ним взглядом. Лицо убийцы было предельно сосредоточенным, глаза сухо блестели, и во всем его облике угадывалась твердая решимость достигнуть намеченной цели.
Разносчик пиццы шагал по улице с видом человека, владеющего тайной бытия, четко осознающего свое жизненное предназначение и истово верящего в него. Он был волен выбирать между жизнью и смертью и искренне считал это своим неотъемлемым правом. И сегодня вечером он выбрал смерть.
Сейчас человек в униформе приближался к цели, которую он ставил перед собой и раньше, да и в будущем не собирался лишать себя восхитительного права даровать или отнимать человеческую жизнь.
Убийца взглянул на часы: до выполнения намеченного плана оставалось совсем немного, всего десять минут. Он вошел в подъезд дома, придерживая одной рукой коробку с пиццей, лежащую у него на правом плече; другая скользнула в карман форменной куртки и нащупала орудие убийства, выбранное им для сегодняшней жертвы. Цепкие гибкие пальцы крепко обхватили его, и убийца, прислушиваясь к собственным ощущениям, с удивлением отметил, что абсолютно спокоен. Он собран, руки не дрожат, голова ясная, мысли не путаются. А впрочем, ничего удивительного: практика — великая вещь!
Он снова взглянул на часы.
«Тебе осталось жить на этом свете две с половиной минуты, — мысленно обратился он к мужчине, живущему в квартире на верхнем этаже. — Всего две с половиной минуты. Отсчитывай и жди конца».
— Нет! Пожалуйста… прошу вас… — судорожно всхлипывая и прерывисто дыша, бормотала юная девушка, умоляюще глядя на своего мучителя. — Прошу вас… не надо…
Она сидела на пушистом персидском ковре, украшавшем середину мраморного пола, обхватив руками голые плечи и пытаясь прикрыть полуобнаженную грудь. Кружевной шелковый бюстгальтер, разорванный спереди, болтался на одной тонкой полоске. Грудь и шея девушки были покрыты свежими, уже проступившими синяками и ссадинами. Одежда валялась под старинным столиком для коктейлей, стоявшем на отполированном до блеска мраморном полу, на широкой софе, обтянутой вощеным ситцем, возле обитых панелями красного дерева стен. Богатая, со вкусом обставленная гостиная, глядя на которую невозможно было даже представить, что в стенах ее только что свершилось насилие… Грубое, отвратительное действо.
В камине уютно потрескивали дрова; отблески пламени и мягкий свет лампы от Тиффани, стоящей на столике, падали на мертвенно-бледное лицо девушки, искаженное страхом и болью. Слезы лились из ее широко раскрытых глаз и, смешиваясь с выступившими на разбитых губах капельками алой крови, образовывали розовые узкие дорожки, скатывающиеся по подбородку на шею и грудь. Девушка подняла голову и, взглянув в лицо возвышавшегося над ней мужчины, вздрогнула всем телом. Молния его брюк была расстегнута, широкая грудь обнажена. Рубашка валялась на софе рядом с разорванной женской блузкой. Мужчина наклонился над сидящей девушкой, протянул руку и дрожащими пальцами коснулся ее плеча. Она резко отшатнулась, хотя его жест выражал неловкость и даже просьбу о прощении.
— Нет! — в отчаянии выкрикнула она. — Нет! — И еще крепче обхватила себя за плечи, сжавшись в комок.
Несколько мгновений мужчина недоуменно смотрел в лицо девушки, затем его блуждающий взор заскользил по комнате, по разбросанной повсюду одежде, столику для коктейлей, зажженному камину… Произошедшее казалось нереальным, диким, фантастическим сном: в этой богато убранной гостиной он стоит без рубашки, в расстегнутых брюках около дрожащей от ужаса юной девушки, моложе его как минимум на двадцать лет? Мужчина тряхнул головой, и по его привлекательному лицу промелькнула тень.
— Тина… Тина… — смущенно пробормотал он. — Мы ведь… ты…
Он снова протянул руку к девушке, но она дернулась всем телом, чтобы избежать его прикосновения.
— Уходите отсюда! Уходите! — крикнула она.
Внезапно в темных глазах мужчины вспыхнула ярость, губы скривились в презрительной усмешке. От недавнего смущения не осталось и следа. Теперь он смотрел на нее по-другому. Она — поверженная, не вызывающая жалости жертва, а он… Он упивался своей силой, властью и безнаказанностью. Схватив ее за узкое запястье, он резко завел ее руку за спину. Девушка вскрикнула от боли, и слезы градом хлынули из глаз.
— Не смей со мной так разговаривать! — злобно прошипел он. — Не смей! Поняла?
Он отпустил ее руку, и девушка, уткнувшись лицом в колени, покорно кивнула.
— И перестань всхлипывать, — раздраженно добавил мужчина. — Не выводи меня из себя, иначе… я сделаю так, что ты зарыдаешь по-настоящему. Будет отчего зарыдать.
Он хмыкнул, отошел от девушки, поднял с пола рубашку, надел и стал неторопливо застегивать пуговицы. Тина приподняла голову и, не отрываясь, наблюдала за ним. Страх и боль исчезли из ее глаз, сменившись гневом. Она вытерла слезы, сжала кулаки и сквозь зубы процедила:
— Мерзавец… Негодяй…
Мужчина обернулся, снова приблизился к ней, опустился на одно колено и с издевкой произнес:
