Темная вода - [202]

— Запутался?

Зря он вспомнил Витэра. Во сне кого вспомнишь, тот и появится. Психологи утверждали, будто таким образом индивидуализируется то ли подсознание, то ли левое полушарие мозга, неспособное к устной речи, пробует договориться с правым, в котором содержится основная часть сознания — Рокотов никогда не увлекался подобными вопросами, зато три месяца делил в общежитии комнату с повернутым на всей этой хрени однокурсником. Он же утверждал, будто чужое подсознание тоже можно вызвать на контакт.

— И как же ты поступишь? — Витэр склонил голову набок и тонко улыбнулся, растянув губы в улыбке, однако взгляд его остался холодным и расчетливым.

Рокотов пожал плечами.

— Посижу на камушке, полюбуюсь на эту красоту, — ответил он.

Витэр приподнял бровь.

— Я знаю, что сплю, — Рокотов сжал кулак и отогнул указательный палец. — Я знаю о законах сновидений, побуждающих к действиям, — к указательному присоединился средний. — И я предполагаю при неизменности в пространстве собственного тела перемену вокруг, а пока стану любоваться восхитительным пейзажем.

— Удивительно. Он оказался прав: вы все же эволюционируете, — сказал Витэр. — Сами. Без нашего участия. Я лишь не знаю: хорошо это или плохо.

Хотелось бы Рокотову спросить, кто такой этот «он», только вряд ли ему ответили бы: у подсознания не отыщется информации, а Витэр попросту не захочет пояснить.

— Ты выбрал бездействие, а тропы пока безжизненны и закрыты. Они неизменны, пока в них не вдохнут жизнь. — Он подошел вплотную и взял Рокотова за руку. Тот не стал сопротивляться. Прикосновение оказалось приятным и на удивление реальным: теплое, сухое, в меру сильное, у основания пальцев немного шершавое: мозолистое. — Но я ведь тоже здесь и могу действовать, — с этими словами Витэр разбежался и сиганул в водопад, увлекая Рокотова за собой.

В груди не шевельнулось не только страха, но даже легкого опасения. Сколько раз он прыгал в пропасти, зная, что высота не причинит вреда. Если верить статистике, многие космопроходцы, осевшие на планетах, разбивались насмерть, забыв о том, где находятся, и однажды выйдя из окна. Однако сейчас до них всех не было никакого дела, потому что Рокотов летел, подхваченный за плечи острыми когтями. Они смыкались плотно, сильно, однако не ранили, просто держали, не позволяя вырваться. Мощные крылья хлопали по воздуху — вряд ли вороньи, скорее ястребиные или орлиные.

— Уди-ви-тель-но, — тихо и одновременно звонко, в самые уши. — Ни трусости, ни попыток закрыть разум за тупой и глупой скороговоркой, которую звали молитвой, ни оскорблений, ни-че-го. Лишь восторг и смех — неслышимый, но от того звучащий лишь громче. Невозможно! Невыносимо! Странно! Другие не такие!

— Ты имел дело со стационами, — Рокотов попробовал пожать плечами, и острый коготь все же пропорол ткань комбинезона, пройдясь по коже.

— Вовсе нет, и не один я. Но трусость, страх, боязнь, ужас, кошмары… ненависть…

Рокотов нахмурился. Показалось, он нащупал невесомую нить, потянув за которую, удалось бы распутать весь клубок тайн и недоговоренностей. Не за тем ли адмирал Орлик послал его сюда? Не просто же так на земле из века в век вспоминают фейри, духов леса и языческих богов, вступая в сетевые споры с поборниками ортодоксальной веры в бога милосердного, любящего всех, но на удивление алчущего страданий своих адептов, имя которого давно утеряно в веках? И не просто так синдром космолетчика поражает даже тех, кто слыхом не слыхивал ни о каких культах древней Земли.

— Ты утаскивал в сон не одного меня… и не один лишь ты.

Над головой хмыкнуло.

— Живущие среди звезд видят, но не понимают. Те, кто находятся здесь, осознают, но не видят. Это замкнутый круг, а время уходит.

— Чье?

— И ваше, и наше… не важно.

— А я?

— Ты все видишь, понимаешь, но не осознаешь. Тоже ничего хорошего, но хоть что-то.

Ноги нащупали опору, и Рокотов наконец ощутил себя на твердой земле. Давление на плечах ослабло. Там, где по коже прошелся острый, словно скальпель электронного хирурга, коготь пощипывало.

Встав, он однако тотчас вцепился в плечо Витэра, снова обретшего человеческое… вернее, гуманоидное обличие. Они стояли на вершине правильного холма или на полусфере, созданной из огромного монолитного кристалла горного хрусталя весьма скользкого на вид: даже не шаг, перенос центра тяжести мог бы вызвать падение.

Витэр фыркнул, но не отступил, не отстранился, не съязвил, хотя, судя по выражению лица, очень хотел. В непроницаемо-темных глазах родились смешливые искорки, а потом сильные горячие руки обвили Рокотова за пояс, то ли в качестве дополнительной поддержки, то ли для чего-то еще.

— Ты знаешь, что я готов был убить тебя?

— На болоте или когда натравил… ну, не знаю, как назвать, не комары же?

— «Некомары», — откликнулся Витэр. — А что? Неплохое название для тех, кто никогда не попадается людям на глаза. — Отвечать на вопрос он не собирался, Рокотов, видимо, уже полностью ответил на него сам. Оставался еще один: почему не просто отпустил, бросив на болоте, а лечил, зачем отогнал мелких острозубых приматов… некомаров.

— Я исключение?

Витэр скривился. Видимо, Рокотов спросил не то и не так, а может, наоборот: именно, как необходимо для получения ответа.