Темная сторона Кая - [30]

Подходя к двери кафетерия, невольно сжимаю кулаки. Кафетерий – опасное место. Именно здесь взрываются открытым конфликтом назревавшие весь день споры; именно здесь решаются на кулаках разногласия, и здесь же свершается правосудие над теми, кто согрешил или нарушил неписаные правила школы.

Следом за двумя девочками-девятиклассницами прохожу на боксерский ринг, каким и является наш школьный кафетерий. Шум, звонкие голоса, переклички, веселый смех, суета с подносами. Я пробиваюсь сквозь толпу к своему столику, надеясь, что в этой круговерти меня никто не заметит. Но шум стихает, тон его меняется, и все взгляды обращаются ко мне. Но, конечно, одними взглядами они не довольствуются.

Не слышать, не вникать, отключиться – невозможно, и я вздрагиваю, но тут же замечаю Чайну и облегченно выдыхаю. Она одна, молча возит вилкой по тарелке, и это странно. Обычно за нашим столом полно народа, а если вдруг обнаруживается свободное место, что случается очень редко, оно сразу же притягивает какую-нибудь потерянную душу. Я подхожу ближе. Чайна поднимает голову, и ее лицо озаряется улыбкой.

– Ты здесь! – говорит она и, поднявшись из-за стола, заключает меня в крепкие объятия, которые, как я знаю, означают больше, чем просто выражение благодарности и признательности. В них любовь и поддержка, и они напоминают, что подруга здесь ради меня. Я тоже обнимаю Чайну, прижимаюсь лицом к ее косичкам, сдерживаю слезы. Иногда, глядя на нее, я вижу частички себя прежней. Счастливой, пылкой, преданной, жившей с надеждой на будущее. За последние пару лет я стала совсем другой, но тем не менее мы не разошлись. Понимаю, это наивно, но думаю – даже уверена, – что мы будем лучшими подругами до конца жизни.

Мы сидим вместе за столом, и я снова обвожу взглядом остающиеся свободными места. Чувствую на себе тысячу обжигающих глаз.

– Где все?

Чайна пожимает плечами и опускает взгляд, но мы обе знаем ответ на мой вопрос. Где угодно, только бы подальше от меня. Никто не хочет иметь что-то общее со школьной потаскушкой. Ладно, в задницу их. Подруги называется. Чайна подвигает ко мне свой поднос, предлагает в качестве утешения гроздь винограда.

– Мне так жаль.

– Все в порядке. – Я бросаю в рот виноградинку. Мне и раньше следовало бы понять, что настоящая подруга только одна, и это Чайна. Сижу спиной к залу и не оглядываюсь, не хочу никого видеть. Смотрю на грязное пятно на окне. На самом деле не все, конечно, в порядке. Так вот оно каково, быть отверженной. Держу пари, даже у жутковатого Райана Мэлоуна друзей за его столом больше, чем у меня.

– Ты так и не сказала, что случилось прошлым вечером с Каем. Как все прошло?

Смотрю на Чайну. Признаваться в соучастии в мелком уголовном преступлении, наверно, не самое мудрое решение, но она – моя лучшая подруга.

– Мы ездили на велосипедах к дому Харрисона. Порезали колеса на его пикапе, – говорю, наклонившись к ней и понизив голос, и выдавливаю из себя фальшивую улыбку. – Так что спасибо за предложение.

Глаза у Чайны лезут на лоб, и она едва не вскакивает со стула.

– И вы действительно порезали ему колеса?

– Шшш!

– Извини. Но… вот дерьмо.

– Грязную работу сделал Кай, – объясняю я, трусливо уклоняясь от ответственности. – Я только вела наблюдение. Было… весело. – Я вспоминаю, как все было, ужас и восторг, шум адреналина в крови. Интересно, что еще у нас с Каем в программе. Чувство такое, будто мы участвуем в какой-то видеоигре.

Чайна складывает руки на груди и строго смотрит на меня.

– Только не говори, что ты съехала с рельсов и закончишь в тюрьме.

– Обо мне не беспокойся. – Я закатываю глаза. Если я смогла пережить смерть мамы, то все остальное мне уже не страшно.

– Знаешь, а я беспокоюсь. – Шутить Чайна не склонна. – У тебя точно все в порядке?

Киваю и изображаю улыбку, но мы обе знаем, что улыбка эта фальшивая и у меня далеко не все в порядке. Но что я могу сделать? Ничего. Только ждать – дни, недели или месяцы, – пока всеобщее внимание не переключится на очередного неудачника.

#улыбнисьнакамеру написано на дверце моего шкафчика ярко-красным маркером. Слышу за спиной перешептывания и смешки, но держу себя в руках, не оборачиваюсь и, открыв дверцу, забираю книги. Кто это мог написать? Не тот ли шутник, что твитнул вчера этот хештег? Или теперь этой фразой пользуются все желающие подразнить меня?

Захлопываю дверцу, поворачиваюсь и замираю, едва не наткнувшись на того, кто стоит прямо передо мной.

– Ванесса, – с угрожающей ноткой произносит вполголоса Харрисон и, бросив взгляд на слова, написанные на дверце, корчит презрительную гримасу. Наши взгляды сходятся, и он подступает ко мне на шаг. – Это ведь случайно не ты вчера вечером порезала мне колеса?

– Понятия не имею, о чем ты, – спокойно заявляю я и, задев его плечом, прохожу мимо. Смотреть на него не могу. Ненавижу.

Харрисон хватает меня за руку и тянет назад.

– Ванесса… – Он даже не пытается маскировать агрессию. Его пальцы до боли сжимают мою руку, глаза пышут злобой. – Не смей трогать мое, понятно?

– А ты не сливай то, что только нас касается, – бросаю я в ответ и, сделав большие глаза, с усмешкой добавляю: – О, подожди-ка. – Вырываю руку из его пальцев и смотрю на него с такой же злостью. Двое влюбленных, ставших врагами.