— Сделаем так, — сказал Рихтер. — Я найму вам извозчика, он доставит вас на Покровку, а там рукой подать.
Рихтер посадил Коноплеву и Ефимова на пролетку, посоветовал разыграть перед хозяйкой квартиры любящую супружескую пару, иначе она может что-нибудь заподозрить…
— У вас как с документами? — спросил он. — Под какими вы именами?
Петр Ефимов был под своим собственным именем, а Лида, поскольку была ответственной за террористический акт, значилась по документам Анной Петровной Степановой.
Наконец, устроились на Покровке.
— Не нравится мне Рихтер, — сказала Лида. — Почему он увильнул при встрече от делового разговора? Почему назначил встречу в каком-то Пименовском переулке. И глаза у него какие-то бегающие, уклончивые.
— Ладно, — ответил Ефимов. — Давай спать. Утро вечера мудренее.
Но на другой день в Пименовском, на конспиративной квартире, Рихтера не оказалось. Там они застали Веденяпина. Познакомились. Но и Веденяпин не сказал им толком ничего, а повез на свою квартиру на Новинский бульвар. Там их ждал Тимофеев.
Тимофеев был подчеркнуто любезен. Сказал, что Рихтер достал для Ефимова хороший испанский браунинг и разжился ядом кураре. Обстановка сложная. Удалось выяснить, что Ленин живет в Кремле. Где находится его кабинет — точно узнать не удалось. Очень строгий начальник охраны. Да, в город Ленин выезжает редко…
Прошла вторая неделя их пребывания в Москве. Удобный случай не предоставлялся. Коноплева начала нервничать и решила уехать на время обратно в Петроград.
* * *
Вернувшись из Москвы в Петроград, Лида была приятно удивлена: под руководством Григория Семенова ЦК ПСР в ударном порядке создавала глубоко законспирированный центральный боевой отряд для выполнения особо важных партийных поручений. Вербовали в него не всех, а только годами проверенных террористов. Естественно, Коноплева встретилась с Семеновым, и вопрос о ее членстве решился как бы сам собой. Григорию Ивановичу нужен был энергичный и надежный помощник, а Коноплева не нуждалась ни в рекомендациях, ни в согласованиях.
Лида уже пять дней не выходила из дома. Приболела — не то простудилась, не то ослабла. Все еще сказывались на самочувствии последствия московских передряг. В полдень позвонил Семенов. Спросил, можно ли собраться у нее на квартире, потолковать, попить чайку. Послушать музыку, ее любимого Вертинского.
— Буду ждать, угощу пирогами, — не раздумывая, ответила она.
Лида знала Семенова как человека стальных нервов. Он благополучно выходил из самых невероятных переделок. С 14-летнего возраста ходил с бомбой и с револьвером за пазухой.
Семенов Григорий Иванович — 27 лет, родился в городе Юрьеве Лифляндской губернии в семье чиновника. Первый раз попал в тюрьму в 1907 году. Несколько побегов, ссылка. Эмигрировал во Францию. В Петроград вернулся в феврале 1917 года. Занимался организацией боевых эсеровских дружин, производил экспроприации, расстреливал бывших жандармов, агитировал солдат за продолжение войны до победного конца. Тщеславен, не допускал мысли, что в партии ему есть равный боевик.
Раздался звонок. Лида открыла дверь и увидела, что пришел Федоров-Козлов, довольно известный террорист. Он отличился в дни Февральской революции. Опознал на улице закоренелого черносотенца Лаврова и тут же его убил.
— Первая ласточка, — улыбнулась Коноплева. — Входите, Филипп Федорович, не стесняйтесь.
— Благодарствуем, — Федоров-Козлов осторожно сел на краешек стула и сразу как бы слился со стеной. Он удивительно умел выбирать места. На партийных совещаниях и митингах всегда стоял в стороне. Не выделялся, не обращал на себя внимания. Коноплева подумала, что если бы ей пришлось описать внешность Федорова-Козлова, она просто не смогла бы сказать ни одного слова. Он какой-то безликий. И просто совершенно не похож на террориста. Филипп Федорович не любил распространяться о совершенных «подвигах», зато охотно говорил о цветах. Знал о них все досконально. Восторженно описывал их красоту, подробно объяснял, как выращивать рассаду, когда нужно ее пересаживать из горшков в почву. Голос боевика, тусклый и сиповатый, когда он говорил о цветах, становился мягким и бархатным.
Федоров-Козлов был фаталистом. Во всем и всегда он покорялся судьбе. Бояться смерти глупо. Она человека хоть под землей разыщет, коли пришел его час. А коли так, никакие опасения не страшны. Суждено человеку погибнуть, к примеру, сегодня в полночь, значит, приберет его смерть в указанное время. Доморощенная философия сделала Федорова-Козлова абсолютно невосприимчивым к вещам, которые его сообщникам казались губительными и страшными. «Садовник» был готов идти куда угодно и на что угодно. Ему безразлично, на каком расстоянии взрывать бомбу — вблизи или подальше от себя. Если не суждено умереть — в руках разорвется, и жив останешься, а написано на роду — не спасешься, хоть зашвырни за версту.
Накинув узорную шаль, Коноплева подошла к окну: лето, а она зябнет. Нервы?
Снова позвонили, пришли сразу трое — Зеленков, Иванова и Усов. Едва поздоровались, явился Семенов, а с ним щуплый, но очень подвижный, по виду мастеровой, боевик Сергеев. В прихожей Семенов, незаметно для спутника, коснулся руки Коноплевой. Лида зарделась. Григорий был скуп на ласки. Но и это мимолетное, едва ощутимое прикосновение значило для нее очень много…
