Тело в дело. История сексуальной революции в 6 миллиардах оргазмов - [5]

На то, чтобы отточить методику до полного блеска, у Вильгельма ушло больше десяти лет. К середине 1930-х он считал, что готов поставить исцеление страждущих на поток.

«Лечебная мастурбация, – писал он, – способна творить чудеса. Избавившись от невыносимого мышечного напряжения и научившись испытывать неконтролируемое удовольствие, люди становятся воистину свободны. Общественное мнение больше их не интересует, нормы морали воспринимаются как нелепость. Жизнь предстает перед ними как бесконечное поле возможностей. Моя врачебная практика показывает, что пациенты, которые правильно и часто испытывают оргазм, начинают иначе смотреть даже на свои профессиональные обязанности. Теперь они предпочитают пусть ниже оплачиваемую, но зато более творческую работу. Им просто жаль тратить драгоценную жизнь на что-то, кроме бесконечного удовольствия!»

4

И все бы ничего, но больно уж неподходящим было время для подобных разговоров. В 1933-м к власти в Германии пришел Гитлер. Несколько лет спустя нацисты присоединяют к Германии австрийские земли. Еврейские профессора начинают разбегаться с территории Рейха кто куда. Эйнштейн уезжает в Штаты, Фрейд в Лондон, а Райх решает эмигрировать в Данию.

Туда же вслед за ним переезжает и молоденькая балерина Эльза Линденберг. В темпе оформив развод с оставшейся в Германии супругой, Вильгельм с ходу женится на длинноногой Эльзе. Притом что вообще-то к институту брака он относился скептически. По мнению доктора, узы семьи – это всего лишь попытка обуздать то, что обуздать невозможно. Свободная сексуальная энергия свободных людей все равно разорвет любые ограничения, так к чему и этот балаган с подвенечным платьем и обменом кольцами?

В Дании его карьера впервые дает серьезный сбой. Из страны ему приходится всего через несколько месяцев уехать в соседнюю Швецию. Несколько десятилетий спустя именно эта страна станет ассоциироваться с развеселым «шведским» сексом, но до Второй мировой ни о чем подобном чопорные скандинавы не могли и помыслить. Из Швеции Райх вылетел еще быстрее, чем из Дании. Чувствуя себя как загнанное животное, Райх бежит в Норвегию – медвежий угол Европы. Работать тут ему было очень сложно, жить приходилось, считай, впроголодь, но больше податься было просто некуда.

Зато именно в эти годы Райх окончательно формулирует свой собственный вариант психоанализа. После Фрейда таких вариантов появилось довольно много. Но райховский оказался самым радикальным из всех.

Начал он оттуда же, откуда начинали все, кто честно и беспристрастно смотрел на наш с вами мир. Точно так же, как Будда, Конфуций, святой Августин и Карл Маркс, доктор Райх констатировал факт: через лицо мира проходит трещина. Весь он – будто бы не окончательный вариант, а черновой набросок. Об этом тысячи лет подряд твердили все религии и философии: в реальности, которая нам досталась, нет чего-то очень важного. Того, что только и может сделать людей счастливыми. Каждый из нас живет не той жизнью, которой хотел бы жить. Да и сами мы очень часто поступаем совсем не так, как хотели бы поступать. Подлинный человек скрыт внутри нас и почти невидим. Так что вопрос лишь в том, как этого настоящего «Я» освободить.

Религиозные пророки предлагали свои варианты, философы – свои, а у психоаналитиков имелось собственное решение старинной задачки. Зигмунд Фрейд считал, что люди хоть и сделаны из мяса, но все же являются механизмами. И, как у каждого механизма, у них должна быть кнопка. Нажми – получишь результат. Секс – это как раз и есть такая кнопка.

Вернее, не так. Секс – это не кнопка, а скорее горючее, на котором работает человеческая машина. Но главное даже не это, а то, что нормально поступать в двигатель это горючее не может. Человек – это не просто машина: главное, что мы видим, глядя на него, – это то, что человек – здорово поломанная машина. Сексуальность в людях подавлена. Забита в самый подпол. Ее сигналы перехватываются, любые попытки прорваться наружу блокируются. Человек чувствует, что с ним что-то не так, но, что именно не так, понять не в состоянии.

Вести себя полностью свободно и естественно (то есть спариваться со всеми, с кем хочется) человеку не позволяют мораль, воспитание, религиозные нормы, авторитет семьи, общественное мнение и куча прочих ограничений. И сам-то Фрейд считал, что это в общем-то не плохо, потому что абсолютно раскомплексованный человек ничем не отличался бы от свиньи. А вот Вильгельма Райха такой ответ уже не устраивал. Он как раз очень хотел увидеть, что будет с миром, если убрать все нынешние рамки. Каким он будет, этот свободный и счастливый человек будущего?

Райх по-прежнему сидел в своей нищей Норвегии. Газеты если и писали о нем, то всякие гадости. Иногда у него не было денег, чтобы пообедать, а иногда ему приходилось с охотничьим ружьем в руках защищать двери клиники от возмущенных граждан, приходящих кинуть камень в того, кто пропагандирует столь мерзкую штуку, как онанизм. Не выдержав этой жизни, балерина-жена бросила Вильгельма, но думал доктор не о ней, не об обеде и не об обидчиках, а о том, что рано или поздно мир все равно станет таким, как мечтается ему, Вильгельму Райху. Именно в такие минуты он впервые употребил выражение «сексуальная революция».