Телевизор. Исповедь одного шпиона - [136]

– Патрик, вина! Выпьем за здравие мичмана…

– Принеси ему opokhmelitsa, Патрик, – вздохнул Тейлор. – Святой Георгий, как вы можете выговаривать такие ужасно длинные и корявые слова! Славяне!

Глава девяностая, о том, что я ответил великому визирю

Служанка налила нам чаю, разложила на столе сладости, а затем стала убирать грязную посуду.

– Ваше предложение очень льстит моему самолюбию, – сказал я. – Власть, деньги, возможность осуществить свои мечты… Разве мог о таком мечтать я, крепостной сирота? Вы почти убедили меня. Но вы так и не ответили мне на вопрос, который я вам задал: имеете ли вы право убить другого человека ради благой цели?

– Неправда, – поморщился великий визирь, – я ответил на твой вопрос. Цель оправдывает средства. Так было, так есть и так будет всегда. Люди сами не знают, чего они хотят. Если дать человеку абсолютную свободу, на земле воцарится бесправие, каждый человек будет поступать по-своему и очень скоро люди пожалеют о временах царей и падишахов, и будут создавать новые государства, лишь бы отказаться от части своей свободы, в угоду общественному благу. Мне казалось, эта государственная теория давно уже стала привычной во всех христианских странах. Зачем же ты отрицаешь ее, ежели ты и сам знаешь, что всякая власть – это ущемление прав ради достижения некоторой цели? Ради свободы и благополучия люди признают малое зло, полицию, армию и налоги. Это малое зло защищает их от большого зла, от хаоса, анархии, дикого разгула страстей. Или ты вдруг стал единомышленником нашего общего друга Пугачева? Нет, мой милый мальчик, мир устроен именно таким образом, как я и сказал, и цель оправдывает средства.

– Да, я получил нужный мне ответ, – кисло улыбнулся я. – Любезно благодарю. Вы сказали мне то, что я хотел услышать: что вам плевать на людей. Вы рассуждаете и строите свои доводы, очень разумные, кстати, очень соблазнительные, для меня. Но я знаю и чувствую больше вас. Потому что вы просто человек, а я – телевизор, и у меня гораздо больше знания о человеческой природе, чем у вас; я собирал эти знания по крупинкам, в каждом из своих видений. Вы утверждаете, что люди, якобы, так глупы и так пугливы, что нужно отобрать у них право выбирать свою собственную судьбу, какому богу молиться, в мечеть ходить или в церковь; нужно просто согнать всех в одно место и облагодетельствовать, а тех, кто не согласится прийти, вырезать. Вот что вы утверждаете, с высоты своей политической власти, своего опыта управления людьми.

А потом мы удивляемся и задаемся вопросом: что же было причиной зла. Что побудило людей пойти и убивать себе подобных? А искать ничего не нужно было! Зло и было здесь, в этих рассуждениях, в этом сомнении в человеческой природе. Человек плох, утверждаете вы, поэтому ему нужны религия и правительство. А я утверждаю, что человек хорош; человек по природе своей разумен и свободен. А вот если кто-нибудь вам скажет, что это не так, вот это-то и есть начало всякой войны и всякого зла. Я не буду принимать магометанство и не буду служить вам. Не потому что я против ислама (да верьте вы в кого хотите!), а потому что я – против таких как вы. Неверующих в человеческий разум и свободу. Сомневающихся, стоит ли давать людям республиканские права. Загорающихся жадностию и ревностью, от одной только мысли о том, что у вас отберут монополию на любовь к человечеству. Вот и вся моя оправдательная речь. Вы не в бога не верите, вы в человека не верите. И я с таким как вы, никогда не пойду по одному пути.

– Ладно, – недовольно проговорил великий визирь, спустя минуту или даже две после моего вердикта; лицо его было очень бледным и дрожащим. – Ты выбрал свою судьбу. Ты убьешь его, Магомет, а потом выбросишь за стены крепости. Мы не воспользуемся этим оружием, но и нашему противнику ты тоже не достанешься. Очень, очень жаль… Убей его прямо сейчас.

Черный осман тяжело вздохнул, явно сожалея о том, что все его поиски и разговоры со мною не увенчались успехом, и что я оказался таким твердолобым. Я увидел, что он вынимает из ножен свою кривую саблю, а затем решительным шагом наступает на меня. Я закрыл лицо руками. Всё было кончено.

Глава девяносто первая, именуемая Дуэль миньонов

Всё, что было, прошло, думал я, созерцая древние останки римского театра, следы былого могущества самой великой державы Средиземноморья; теперь здесь пасутся козы, и хлипкий туман съедает острые углы римских камней, делая их мягкими, как ручки младенца.

– Il signore e la signora! – разнесся над долиною гулкий голос распорядителя. – Эти благородные дворяне решили разрешить накопившиеся меж ними противоречия угодным Богу способом. Я, signor Manservisi, буду вашим судьей. Эти люди, собравшиеся на трибунах театра (их было десять или двенадцать человек), будут вашими зрителями и непосредственными свидетелями того, что всё случившееся произошло по вашей собственной воле, безо всякого принуждения. Назовите же ваши имена и поясните нам причину вашей ссоры.

– Я граф Карельский, а это мои секунданты, гг. Тейлор и Войнович, – проревел Батурин, подкручивая перчаткой свои усы. – Причиною этой дуэли стало оскорбление, нанесенное моим противником, шевалье д’Эоном, прекрасной даме, которая в данную минуту восседает на трибуне, в ожидании разрешения спора. Я требую, чтобы шевалье принес моей даме извинения…