Телевизор. Исповедь одного шпиона - [116]

– Mon dieu! – в сердцах воскликнул Жак. – Вы эгоистка, вот вы кто, эгоистка, да! Вы думаете только о себе! о том, что вы должны стать русской королевой… Но жизнь устроена иначе, нельзя всегда получать то, что ты хочешь… Вот я, например; я страстно мечтал о вас, я готов был идти за вами на край света, но вы отказали мне… Я любил вас и сейчас люблю, но не мог же я принудить вас быть со мною, это было бы безнравственно…

– Прекратите! – прошептала я, краснея. – Прекратите говорить эти дурные слова… Вы знаете, что мы с вами не можем быть вместе…

– Да, – сказал он, – теперь уже верно не можем… Если я разведусь со своей индейской женою, ее могущественный отец обрушит на Квебек свою ярость и уничтожит все французские колонии, отсюда и до Сент-Джонса…[313]

* * *

Представьте же себе теперь, monsieur le Ministre, что всё вернулось на круги своя, и я снова, как и много лет тому назад, стою на набережной города Киль, с узелком в руках, вернувшись к тому, с чего всё и начиналось. Здесь я временно сошла с канадского торгового корабля, чтобы пересесть на другой, петербургский, и закончить свой крестный ход, победою или поражением. Я стояла и думала, не зайти ли мне к госпоже Перон; вряд ли она узнает меня, решила я; я могу представиться француженкой, и тогда она точно не сообразит, а вот мне было бы интересно посмотреть на ее житье и житье ее дочери.

Как вдруг глашатай на приморской площади закричал:

– Сегодня в честь прибытия в город Киль короля Пруссии Фридриха Великого состоится праздничный концерт, фейерверк и военный парад!

Всё дрогнуло внутри меня. «Это перст судьбы, – лихорадочно думала я, чувствуя, как мои щеки разгораются огнем. – Сами звезды предают в мои руки моего главного врага. Сегодня или никогда я срублю сам корень зла и освобожу мир от человека, который тайно управляет империями, всюду рассылая своих шпионов и возводя на престолы выгодных ему правителей; ведь ежели я уничтожу корень, то ветви засохнут… Нужно только придумать, как пробраться в его покои…»

В узелке у меня лежал, помимо всего прочего, древний украинский пистолет, подарок Чоглокова. «Где же он теперь, мой верный телохранитель? – подумала я. – В каких диких степях он скитается и готовит ли народное восстание, о котором мы мечтали?»

Мое неверие в собственные силы, страх и сомнения улетучились, как пороховой дым. Я снова была княжна Володимерская, и я знала, что я должна сделать. Всё, чему я училась, у Чоглокова и у Кирпичникова, у чеченских старцев и у багдадских дервишей, – всё это должно было стать теперь залогом успеха моей безумной затеи. На последние деньги я сняла комнату в прибрежной гостинице, переоделась в черный мужской камзол, встала на колени и начала горячо молиться.

На город опустился темный и холодный балтийский вечер; влажный ветер трепал ставни, кричали чайки и восторженные горожане, наблюдая распускающиеся в осеннем небе разноцветные огненные лепестки; но мне было не до восхищения фейерверком, я жаждала мести.

Стало совсем темно. Я вышла из гостиницы и пошла к дворцу, где жил прусский король. Вокруг него стояли гренадеры, и мне потребовалось немало времени, чтобы отыскать никем не охраняемую стену; ухватившись за кнорпельверки, я стала взбираться наверх, пока не очутилась на балконе. Я еле слышно отворила дверцу и проникла в кабинет своего врага. На столе лежали различные бумаги и еще всюду стояли оловянные солдатики, означавшие страны, которые намеревается захватить Фридрих. Самая большая оловянная армия двигалась на Париж.

– Действительно, прекрасный концерт, – услышала я хриплый мужской голос. – Я с детства любил эту тему, из Третьего Бранденбургского, соль мажор… Эта музыка проникает в саму душу, оставляя только слезы радости и чувство благодарности Богу за этот чудесный, чудесный мир…

На минуту я снова засомневалась. Человек, который с таким сильным религиозным чувством рассуждает о любви к миру, не может быть негодяем, никак не может…

– Да, кстати, Зильбербург, – сказал всё тот же хриплый голос, – вы нашли вашу русскую княжну? Я недоволен вами… Мы анлевировали всех ее родных: и отца, и мать, и даже ее лифляндскую няньку, а она до сих пор еще жива…

– Считайте, что она уже мертва, мой король, – раздался голос одноглазого торговца книгами, однажды пытавшегося меня убить, здесь, в Киле. – Мы шли за ней по пятам по всей России, потом нашли в Чечне, а еще потом в Баг-гдаде, пока, наконец, не напали на ее след в Квебеке…

– Я не потерплю, чтобы эта девчонка вмешивалась в мои планы, слышите? Я хочу знать, где она…

– Я здесь, ваше величество! – с жаром воскликнула я, распахивая дверь и наставляя пистолет на убийцу своих родных. – Я, княжна Елисавета Володимерская, пришла сюда, чтобы судить вас, за все те преступления, которые вы совершили, и клянусь Богом, сейчас я убью вас, чтобы освободить Европу и Россию от самого жестокого и коварного тирана за всю историю…

Предо мною стоял низкорослый, сгорбленный старик, в халате и ночном колпаке, опиравшийся на палку, это и был король Фридрих. Его морщинистое лицо выражало какую-то особенную брезгливость. Большие, изумленные и напуганные глаза были полны ненависти ко мне. Он отшатнулся, приподнял свою палку и стал пятиться, как ежели бы он увидел привидение.