Телевидение. Закадровые нескладушки - [36]

Карл Маркс с киноаппаратом… и с метлой

На самой что ни на есть заре перестройки я создал первый телевизионный документальный политический театр. По форме это был своеобразный хеппенинг. Все эти зрелища собирали огромную аудиторию в тысячу и более зрителей, которые незаметно вовлекались в действие спектакля. Актеры общались друг с другом только через зрителей. Ведущим оператором был Дмитрий Васильевич Гуторин, внешне очень похожий на Карла Маркса, с такой же гривой волос и с такой же бородой. Во время антракта выхожу из автобуса ПТС (передвижной телевизионной станции) и захожу в фойе. Рядом беседуют две интеллигентные дамы. Одна другой говорит: «Я, конечно, все понимаю, эксперимент, авангард, андеграунд и все такое прочее. Это понятно. Я только одного не могу понять. Подсаживается ко мне Карл Маркс, молча наводит на меня киноаппарат, посидел и так же молча отошел. Что он хотел этим сказать?»

Кстати, о Карле Марксе. Как-то поехали в командировку в провинцию. По традиции тех времен, первая встреча – в обкоме партии. И там во время дружеского общения за рюмкой коньяку нам рассказали прелюбопытнейшую историю. Позже она ходила уже как анекдот. Работал у них в обкоме дворник, очень добросовестный и хороший работник. В общем, дворник как дворник, только уж очень был похож на Карла Маркса. И вот как-то к ним приезжает сотрудник ЦК КПСС и говорит секретарю обкома: «Дворник-то ваш уж больно похож на Карла Маркса. Карл Маркс – и с метлой, нехорошо». Секретарь обкома вызывает дворника и говорит: «Иван Иванович, дорогой, я доволен твоей работой. Но уж больно ты похож на Карла Маркса. Даже вот представитель ЦК сделал нам замечание, Карл Маркс – и с метлой. Нехорошо. Сбрей бороду, зачем она тебе?» – «Бороду-то сбрить недолго, – говорит дворник, – а вот с этим что делать?!» – и бьет себя кулаком по лбу.

Колдунья

Это случилось зимой в глухой тайге, в 300–400 км к северу от Красноярска. Снимали мы для программы «Человек и закон» сюжет о варварском уничтожении тайги. Возвращались со съемок в настроении скверном. То, что мы увидели и отсняли, потрясло нас. А тут еще микроавтобус сломался в сорокаградусный мороз. Хорошо, рядом оказалась заимка, одиноко стоящая, но явно ухоженная и жилая изба. Решили зайти отогреться, пока шофер возится с двигателем. Зашли и остолбенели от буйства красок. Настоящий зимний сад: по стенам вьются всякие зеленые растения, цветы кругом. В горнице накрыт стол. Встречает нас хозяйка, высокая, стройная, с седыми добела волосами, пожилая красивая женщина. Язык не поворачивается сказать «старуха». Но как потом выяснилось, ей было далеко за восемьдесят. Звали ее баба Люба. Это, наверное, о таких поэт с восторгом говорил: «Есть женщины в русских селеньях!..» Она радушно встретила нас. Мы стали извиняться, что ворвались не вовремя. По всему было видно, здесь ждут гостей. «Так вас и ждем, – ответила хозяйка, – садитесь за стол, гости дорогие». – «А откуда вы знали, что именно у вашего дома у нас заглохнет двигатель или что именно этим путем мы будем возвращаться?» – «Этого я не знала, – ответила баба Люба, – но утром, когда я пошла в дровник за дровами, поленница вывалилась у меня из рук. И тогда я сказала хозяину: «Накрывай, дед, на стол. Будут гости. Вот вы и приехали». – «Это все хорошо, – заволновался шофер, – а как нам выбраться отсюда? Мотор, кажется, сдох окончательно». – «Да ты не волнуйся, милок, – успокоила его баба Люба. – Мой руки, садись за стол, отдохни, отогрейся. Небось озяб весь. Не волнуйся, заведется твой мотор. Куда он денется». – «Да вы-то откуда знаете?» – нервничает наш водила. «Да уж знаю», – как-то загадочно ответила баба Люба. И было это сказано с такой спокойной уверенностью, что даже наш шеф успокоился.

И началось чаепитие, истинное священнодейство. У каждого к руках краюха ароматного хлеба домашней выпечки, масло с давно забытым вкусом детства, само стелется на хлеб, и ароматный чай – всем чаям чай. Мы окунулись в атмосферу мира, покоя и любви. Буйство растений, птичий гомон и возня детей наполняли жизнью этот райский уголок в сибирской глуши. Мы поначалу подумали, что малыши – правнуки хозяев дома. А оказалось, что это дети, от которых уже отказались врачи, и баба Люба ставит их на ноги, и, судя по шумным играм и звонким голосам, весьма успешно. Их привозят к ней со всей округи, за сотни километров. «Вот так и лечу, – говорит баба Люба, – травой и молитвой. Прежде чем сорвать травку, я читаю молитву и говорю ей: «Травушка-муравушка, ты уж извини меня, старую, но мне надо детей лечить, послужи людям», – а уж потом срезаю. Деревья, травка всякая – это все живое. Они все понимают и помогают, когда к ним относишься с любовью. «Да, так уж и понимают», – засомневался кто-то из наших скептиков. «А как же, понимают, все понимают, – ответила баба Люба. – Видишь вон ту березу за окном. Думаешь, она нас не слышит? Все слышит. Березынька, кудрявая ты моя, не хочешь ли передать привет нашим дорогим гостям?» Береза зашумела, словно под легким ветром, и обильный снег посыпался вниз с ее ветвей. «Вот видишь, – улыбнулась баба Люба. – Они все слышат, все понимают. Просто мы в этой нашей суете потеряли любовь. Бывает, когда изредка приезжаю к своим детям и внукам в Красноярск, иду по городу и вдруг вижу, идет навстречу мне человек, а в нем болезнь уже гнездо свила. Так бы и бросилась к нему: «Милок, тебе нужна помощь!» Так ведь сочтут за умалишенную. Вот с болью в сердце и прохожу мимо».