Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн - [27]

Чисто теоретически такой способ хозяйствования возможен как маргинальный – в тех регионах, где пустуют гигантские массивы земель, пригодных для земледелия, на ранних стадиях их освоения. Но тогда чем рапс лучше дров? С точки зрения мировой экономики в целом любой биоматериал потенциально куда дороже получаемого из него топлива. Первые же попытки его массового сжигания привели к тревожному росту цен на кормовой белок и продукты питания.

«РЭО»:Какие экономические ресурсы России Вы полагаете сейчас основными? Изменятся ли эти тренды в обозримой перспективе 10–20–30 лет?

С. Ч.:Смотря что понимать под экономическими ресурсами. В начале XXI в., говоря об этом, мы, конечно, не рапс с углём должны иметь в виду, не строевой лес, не пеньку и не ворвань. Экономика не растёт на деревьях.

На протяжении четверти века не раз приходилось говорить и писать, что основными ресурсами в России являются экономические институты, точнее – их недостроенность, чреватая как катастрофой, так и стремительным взлётом. Сошлюсь на нашу книгу «После коммунизма».[20] Доклад о парадоксах «социалистической экономики», опубликованный там, датирован летом 1985 г., когда он был направлен нескольким руководителям страны.

В нём говорится: из трёх этажей производительных сил – производства, распределения и обмена – третий, экономический, практически отсутствовал в царской, а затем и советской России. Соответствующие ему рыночные институты пребывали в полузародышевом-полузадушенном состоянии. Вследствие чего вполне современная производственная основа при сопоставимой корпоративно-организационной эффективности у нас приносила на порядок меньше добавленной стоимости, чем на Западе, или оказывалась вовсе разорительной.

Миновало столетие, но разрыв сохраняется. У нас на уровне экономических институтов зияет дыра, порождая сверхнизкую стоимость активов. И сегодня отечественный бизнес, построенный на сопоставимой производственно-технологической базе, стоит в 10, а местами и в 100 раз меньше западного. Правда, в новой России уже возникли оазисы околоевропейской капитализации – но они существовали и при царе.

Это фундаментальная русская проблема. Одновременно она может стать нашим главным экономическим ресурсом. «Убожество» не зря ведь по-русски означает буквально близость к источнику благодати.

Для того чтобы конвертировать этот экономический пассив страны в десятикратный рост стоимости её активов, не надо даже менять производственные фонды – хотя для достижения международной конкурентоспособности их придётся срочно модернизировать. Тем более, сейчас не время возиться с утопией «инновационной экономики» – хотя в стратегической перспективе и это насущно необходимо. Для роста национальной капитализации на порядок надо отстроить современные экономические институты, сознательно сконструировать эффективную систему отношений обмена между предпринимателями, строящими «частные» цепочки добавленной стоимости.

Этой задачи нам хватит на ближайшее десятилетие. Пессимист во мне опасается, как бы она не сковала наши силы лет на 15–20…

Только по достижении этого рубежа нам светит переход от экстенсивной фазы роста к интенсивной. Отстроив по минимуму нормальные институты управления стоимостью, мы сможем по-настоящему взяться за корпоративные институты, а затем и национальные, стратегические. Информационная экономика – если всё будет очень хорошо – для нас перспектива второго десятилетия. Инновационная экономика – третьего. Замечу только: и в том, и в другом случае «экономика» как понятие, строго говоря, уже не годится для понимания сути дела.

Не овладев технологиями управления стоимостью, не стоит уповать ни на информационные, ни на инновационные чудеса. Бюджет, попадая в нанотрубки, приобретает сверхтекучесть.

«РЭО»:Каких изменений в системе управления ресурсами и экономикой следует ожидать в нашей стране в ближайшие десятилетия? Как это будет связано с тенденциями в мировой экономике?

С. Ч.:О том и речь. Основной тезис книги «После коммунизма» теперь, спустя четверть века, можно сформулировать не на младогегельянском языке (в ту пору безальтернативном), а на новейшем западном сленге.

Этот тезис скоро будет в очередной раз переоткрыт на стыке двух тенденций мировой экономики – практической и теоретической, которые сегодня вполне определились. Это даже не завтрашний мейнстрим, а отчасти уже сегодняшний.

Практическая тенденция сформулирована Коуплендом с соавторами в книге «Стоимость компаний: оценка и управление». Ими сказано, что пора переходить от оценки бизнеса к управлению стоимостью. В отличие от состоявшегося бизнеса, оценка предпринимательского проекта невозможна, пока не выяснено, кто управляет, зачем и как. Точно так же бессмысленно оценивать шахматную позицию, пока не узнаешь, кто играет и против кого. Одна и та же позиция в зависимости от класса и замысла игроков может быть и абсолютно проигрышной, и победоносной.

Привычным становится противопоставление экономического мышления – предпринимательскому, стоимостному. Впрочем, для любого культурно мыслящего человека очевидно: это две парадигмы двух различных миров.