Техники и технологии в сакральном искусстве. Христианский мир. От древности к современности - [75]

Таким образом, если иконописец ставит перед собой задачу создать образ на века, он должен отказаться от любых импровизаций и использовать методы, проверенные столетиями, методы, благодаря которым до нашего времени в прекрасном состоянии дошли иконы XIII–XVI вв.

И. Горбунова-Ломакс Технология иконописи: к вопросу об определении понятия

Технология иконописи. Легко сказать! Как нам следует понимать такое словосочетание? Ведь икона есть образ Божий. Вдумаемся – вот целых два понятия, о которых мы не так уж много знаем. Во-первых, что такое образ (художественный образ, конечно, а не фотографический, отраженный в зеркале, мыслительный и т. д.)? Современная теория искусств едва-едва нащупывает зыбкий консенсус по поводу определения этого феномена головокружительной сложности. А что касается Бога и Господа нашего, то здесь и подавно витии многовещанные обретаются яко рыбы безгласные. Апофатическое и катафатическое богословие вот уже два тысячелетия соревнуются в Его познании, молодая наука об искусстве до сих пор толком не знает, что такое образ, а мы здесь беремся ни много ни мало рассуждать о технике (материалах) и технологии (процессах) создания образа Божия.

Пойдет ли речь о какой-то такой технологии, которая автоматически превращает всякое выполненное в этой технологии произведение в икону? Как, например, технология выплавки стали позволяет нам получить именно сталь, а не чугун, а технология приготовления слоеного теста обеспечивает получение именно слоеного, а не песочного или пресного теста? Да нет. Икона – продукт посложнее, нежели сталь, и нет такого технологического процесса, который в результате давал бы икону с такой же стопроцентной гарантией, как рецепт слоеного теста дает «на выходе» слоеное тесто. Икона есть образ Божий, а технология – средство (одно из многих возможных) создания образа? Нет, всего лишь материального субстрата для образа. Технология – это даже не путь к образу, а скорее вид транспорта: верхом? пешком? на поезде? на велосипеде? вплавь? Да хоть ползком, лишь бы оказаться там, где следует.

Чтобы было понятнее, какое расстояние разделяет технологию и образ, какая разница между видом транспорта и целью, мы перескажем здесь прелестную миниатюру Аркадия Аверченко, этакий анекдот-антиутопию.

Дело происходит в светской гостиной, где приличное общество собралось послушать знаменитого артиста. Он выступает в редком, изысканном жанре – читает наизусть – нет, не стихи, а всего лишь маленький отрывок из поэмы Пушкина «Руслан и Людмила» – «У лукоморья дуб зелёный». Все в восторге, все наперебой благодарят знаменитость за доставленное им редкостное эстетическое наслаждение. Хозяин подобострастно спрашивает, где выучился артист столь экзотическому искусству.

– Эта традиция передается в нашей семье из поколения в поколение, – объясняет тот. – Я выучился у моего отца, а он у деда, а дед – он прочел это «стихотворение» в книге.

– Ваш дед умел читать? – млеет от восхищения хозяин.

– Да, – скромно отвечает артист. – И у него была книга.

– Книга! Я столько раз слышал, но видеть ни разу не приходилось. Не могли бы вы рассказать, что это?

– Извольте, я знаю, что это всегда интересно культурным людям. Брали такие маленькие металлические штучки, называются буквы. Намажут их черной крас кой – и как прижмут к бумаге!..

– Маша! – кричит хозяин жене через всю гостиную. – Иди скорей! Тут господин артист такое рассказывает! Уму непостижимо, что вытворял этот Пушкин – хитер был, бестия!

Нам смешно – какие дикари! Принимать Пушкина за печатника, а поэзию – за типографское искусство! Вот если бы мы оказались в этой гостиной, то растолковали бы этим господам и дамам, что поэзия – это вовсе не отпечатки металлических значков на белой бумаге. Вот только поверили ли бы нам эти дамы и господа? Не так-то просто было бы их переубедить: как ни крути, а книга произведений Пушкина есть не что иное, как пачка листов белой бумаги с черными отпечатками металлических значков. Вы можете изойти пеной, доказывая, что поэзия – это искусство художественного, ритмически организованного слова, что поэт работает со смыслами слов, их фонетической окраской, метром и ритмом, смысловыми и звуковыми ассоциациями и т. п., но на том уровне культурного развития, на котором находятся герои миниатюры Аверченко, все это окажется не в коня корм. Этим дамам и господам будет куда уютнее и сподручнее воображать себе этакого «ай да Пушкина», браво шлепающего букву за буквой на бумажный листок: такова, дескать, технология.

Технология действительно такова. Но не все то стихотворение Пушкина, что напечатано черными литерами на белой бумаге. И не все то икона, что пишется по «иконописной технологии» (допустим на миг, что мы уже знаем, что это такое). Доказательства можно привести в изобилии. Например, техника и технология фрески достались нам от язычества и служат для украшения христианских храмов, как некогда жилищ и капищ идолопоклонников. И энкаустика, и темперная живопись пришли в Церковь из языческих погребальных культов (так называемый фаюмский портрет), поначалу даже без каких бы то ни было стилистических изменений! А вот и пример обратного, не «входящего», а «исходящего» движения: исторические центры ремесленного иконописания Палех, Мстёра, Холуй вот уже скоро столетие как пользуются своей виртуозно разработанной технологией для создания совсем других, несвященных образов, в том числе (еще совсем недавно) таких, которые прямо служили безбожной тоталитарной идеологии. Ну, положим, это произошло под давлением обстоятельств – но вот пример из эпохи дототалитарной и доидеологической: технология русской лубочной картинки, поначалу принятая как средство репродукции недорогих икон, очень скоро обратилась – впрочем, не оставляя и икону, – на светские, в том числе и непристойные, сюжеты. Причем и мстерцы с палешанами, и мастера лубка умудрились перенести в несвященные изображения не только технологию, но и стиль!