На самом деле, стрельба по лобовой проекции танков (где их бронирование наиболее сильно) авиационными реактивными снарядами с боевой частью осколочно-фугасного действия — сама по себе нонсенс. Будучи предназначенными для стрельбы по самолетам, уничтожения живой силы или легкоуязвимой техники на открытой местности, эти боеприпасы были спроектированы с головным взрывателем мгновенного действия и с хрупким толстостенным корпусом боевой части, дробившимся при подрыве на полезные осколки массой 2-10 г. Такими осколками, естественно, 50-мм брони не пробить, а проникающим действием такие боеприпасы не обладали, и о заброневом действии таких снарядов речь вообще не шла.
В этом случае рассуждать о стрельбе по танкам, значит, рассчитывать исключительно на фугасное действие снарядов, но низкой баллистики… Однако для брони такой толщины оно также бесполезно, поскольку 370 грамм тротила в боевой части — ничтожно мало. О кинетике не успевшего разогнаться тяжелого снаряда здесь также говорить неуместно. Активный участок траектории у снарядов РОС-82, в конце которого боеприпас разгонялся до максимальной скорости, был в пределах 200–280 м (в зависимости от температуры ракетного заряда). Артиллеристы знали, что при встрече с вертикально расположенными листами брони снаряд РОС-82 с взрывателем мгновенного действия в идеальных полигонных условиях пробивал лишь листы толщиной 8- 10 мм.
В 1941 г. немцы уже познакомились с возможностями советской противотанковой артиллерии, и в 1942 г. в полевых условиях они начали усиливать лоб своих средних и тяжелых танков (тонкостенные легкие они с Восточного фронта отправили в оккупированную Европу) дополнительными броневыми или просто стальными листами. Не особо уповая на качество германской твердой, но хрупкой брони, танкисты в массовом порядке начали усиливать лобовые проекции своих машин и запасными траками гусеничных лент. Попытки вывести из строя такой танк 82-мм реактивным снарядом при стрельбе, как говорят фотографы, «с нижней точки» — по меньшей мере, несерьезны.
М.Л. Миль в своем письме от 4 декабря 1942 г., направленном Военному Совету УралВО, пишет: «Разработанный в настоящее время реактивный снаряд, с этим же весом, что и РС-82, пробивает тяжелую броню на этом же расстоянии». Здесь авиаконструктора кто-то явно ввел в заблуждение. Это в авиации самолет-штурмовик с пикирования может «работать» по верхним бронелистам танков, которые несоизмеримо тоньше, а немцы их и не усиливали. В этом случае и осколочным РС-82 можно с серьезными последствиями угодить в надмоторную плиту немецкого карбюраторного танкового двигателя, вызвав в нем пожар.
Винить авиаконструкторов Миля и Камова в несостоятельности их инженерного замысла невозможно. Оба они подошли к решению технической проблемы так, как принято в высшей математике: если начальные условия таковы, то действующие правила и алгоритмы дадут строго определенный результат. Однако начальные условия в 1942 г. им были продиктованы неверные. Что любопытно, в среде военных историков и в наши дни бьггует расхожее мнение, что реактивное вооружение было плохим, потому что не позволяло бить танки…
Хотя «артиллеристам-противотанкистам» только в кошмарном сне может присниться приказ отражать танковую атаку осколочными гранатами вместо бронебойных артснарядов. В начале 1942 г. на вооружение советской авиации приняли 82-мм ракетный фугаснобронебойный снаряд РБС-82 «Якорь» модели 07041 м. Его проникающее действие было основано на кинетике скоростного тяжелого боеприпаса с мощным двигателем, с боевой частью специальной противорикошетной формы и донным взрывателем. Очевидно, его Михаил Леонтьевич упоминал в описании своего изобретения в письме от 28 ноября 1942 г., направленном Военному Совету УралВО: «Реактивный снаряд типа РС-82, который, благодаря большой скорости на малой дистанции, при соответствующем оформлении снаряда получает достаточную бронебойность и прицельность».
Но такими снарядами стрелять из СРГ Миля-Пасхина и Камова- Коротких было бы проблематичнее — силы отдачи там были в разы больше, и весь эффектный аэродинамический расчет щитка М.Л. Миля для отвода газов двигателя снаряда и уравновешивания моментов сил рушился. А конструкция Камова с высоким центром тяжести, очевидно, опрокидывалась бы при стрельбе. Кроме того, в пехоте эти снаряды для борьбы с танками никогда не использовали, поскольку там отсутствовал столь необходимый прирост начальной скорости № самолета-носителя в момент пуска и кинетика боеприпаса существенно снижалась, а рассеивание возрастало.
Кстати, военные требовали довести максимальную бронебойностъ этих снарядов до 35 мм под углами до 30° от нормали. Но на испытаниях в 1 940 г. с истребителей И-16 эти снаряды «брали» и 50 мм — как раз толщину лобовой брони немецких танков середины 1941 г., но при стрельбе с самолетов Vo получала значительный прирост.
Кроме того, складывается впечатление, что авиаконструкторам Милю и Камову были невдомек особенности эксплуатации оружия в пехоте. Во-первых, тонкостенные алюминиевые несущие конструкции Миля долго не проживут под огнем противника, в грязи и в пыли, в тесных окопах, где в рукопашной схватке используют все, что попадается под руку, и потому оружие пехоты тяжеловато, грубовато, но прочно. Во-вторых, СРГ Миля-Пасхина был спроектирован исключительно под правшу, а «в пехоте» так не принято. В-третьих, реклама обеих конструкций была не совсем корректной. Стремление Миля и Камова минимизировать численность орудийного расчета СРГ и массу конструкции не учитывало массивного аккумулятора (а для его переноски требовался еще один человек). Плюс боезапас 6-кг снарядов — их кто таскать за стрелками СРГ будет? А тонкостенное погнутое оперение снарядов кто в окопе поправит нежными ударами деревянным молотком? В то же время, процесс ввинчивания взрывателей в головное очко снарядов перед стрельбой существенно снизит скорострельность гранатомета.
