Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - [44]

Все прекрасно понимали, что сохранение синодального строя в условиях Временного правительства — это некоторый нонсенс, который не может быть оправдан практикой времен христианской империи; об этом много говорится в мемуарах Карташова (министра исповеданий Временного правительства). Но все сознательно поступили в духе «революционной законности». В первых рядах революционеров — не только Сергий Страгородский (хотя он — самый первый; это лидер синодалов в 1917 году), но и новоизбранный митрополит Московский Тихон, а также прочие активисты, в частности, Антоний Храповицкий.

Таким образом, все епископы за единственным исключением Макария приняли подчинение Церкви неправославной власти. Тут даже неважно, что Временное правительство было сформировано еще в 1916 году в качестве масонской ложи (не был масоном только Милюков). Важно, что это правительство вполне откровенно позиционировало себя как светское и неправославное. Большевики тоже будут позиционировать себя как светскую власть, при которой существует свобода вероисповедания.

Какие тут канонические отличия от сергианства образца 1927 года? Почему в 1927 году Сергию нельзя было повторить установление того же точно строя управления, на который все епископы, за исключением одного, изгнанного со своей кафедры и с заседаний Собора, дали ему согласие еще в 1917 году?

Да, гэпэушник Тучков сильно проигрывал в морде лица по сравнению с первым обер-прокурором от Временного правительства князем Львовым (впоследствии секретарем обновленческого синода). Но каноническое-то различие тут в чем? Почему гэпэушник канонически хуже масона? Где об этом прочитать у святых отцов?

Сергий в 1927 году был логичен и последователен, а вся епископская оппозиция Сергию впала в логическое противоречие с самими собой. Неудивительно, что он смотрел на них, как на идиотов — даже как-то по-доброму и с жалостью.

Но тут был как раз тот случай, когда лучше впасть в противоречие с логикой и с самим собой, лишь бы только выпасть из преступной деятельности. Жаль, что никто из тех, кто пошел курсом Сергия в 1917 году, но встал к нему в оппозицию после 1927-го, не осознал публично своих ошибок, но уж лучше так, чем никак.

Впрочем, среди епископов дореволюционного доставления не нашлось ни одного, кто хотя бы и в 1927 году очнулся бы просто от сути сергианства, еще не видя ее практических последствий. Таких, как епископ Алексий (Буй), до революции в епископы не рукополагали. Массовый разрыв с Сергием пошел на другой волне.

З. 3а что боролись, на то и напоролись

Массовый отход от Сергия начался после его указов о переводе епископов с кафедры на кафедру (около 40 за первый год после «Декларации») и запретов в священнослужении тем, кто отказывался подчиняться. Этими действиями Сергий показал, кто и зачем управляет Церковью его руками. Разумеется, эти указы были канонически ничтожными, а епископы, которым они были адресованы, даже не имели права их принимать, если бы и хотели. Последующие прещения Сергия этим епископам падали на голову ему самому и в результате сформировали сергианский раскол, в который Сергий загнал самого себя и своих присных. Это все ясно.

Но тут все ясно лишь до тех пор, пока мы соотносим действия Сергия с каноническим порядком. А в реальной обстановке того времени так почти никто не делал. Редкие исключения — это Михаил Новоселов (епископ Марк) и люди его духа, которые и смогли идейно возглавить сопротивление. Без них никакого иосифлянства бы не состоялось, так как епископы были совершенно растерянными, не исключая и самого митрополита Иосифа. И даже хуже того: попытка самоорганизации епископов дореволюционного поставления вокруг Агафангела Ярославского закончилась еще хуже, чем если бы ее вовсе не было: Агафангел пошел в атаку и струсил на полпути, нанеся огромный моральный ущерб формировавшейся тогда Истинно-Православной Церкви. Читая переписку иосифлян того времени, видишь, что мало что могло быть худшим, чем предательство Агафангела. Потому что дореволюционной штамповки архиереи (выражаясь библейски) были подобны трости, на которую если опереться, то она проткнет руку.

То же самое продолжалось с архиереями РПЦЗ. Эти люди испытывали иррациональный и панический страх, оказываясь в чистом поле без государственной бюрократии. Поэтому, забежавши куда-либо, они сами собой, под влиянием быстро развивающейся внутренней паники доходили до готовности к переговорам о капитуляции. (Специально для интересующихся: в службе Новомученикам и исповедникам Российским производства РПЦЗ 1981 года почитаются не только Агафангел Ярославский, но даже убежденный сергианин и учитель самого Сергия Арсений Новгородский; их, конечно, следует вымарывать, да и вообще эту службу в редакции РПЦЗ лучше не использовать).

Впрочем, таким иерархам, как Иосиф Петроградский, Димитрий Гдовский и Сергий Нарвский, следует отдать справедливость: они поняли, кого надо слушать и даже слушаться. Епископ и не обязан всегда и все понимать сам, но тогда он обязан понимать, кого ему слушать.

Итак, почему же даже те иерархи, которые лично были людьми верующими и смелыми, впадали так надолго в канонический ступор при виде указов Сергия, а когда начинали действовать, то редко действовали последовательно и четко? Очевидно, потому, что Сергий делал что-то очень привычное по форме, и поэтому было трудно найтись, как ему возразить.