Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - [42]

1. Синодальный строй как самоуправство

О каноничности синодального строя не приходится говорить, но тем важнее понять, в чем же именно состояла его неканоничность, а в чем он был канонически допустим, а также в чем — недопустим, но заслуживал снисхождения.

Канонически допустимой была отмена патриаршества и замена его коллегиальным управлением епископов. Это не противоречило никаким правилам и принципам церковного устройства. Более того, эта идея была одобрена процедурой, близкой ко Вселенскому Собору: было получено (именно на нее, а не на синодальный строй) благословение восточных Патриархов. Письмо Петра I к восточным Патриархам, написанное Феофаном Прокоповичем, на которое был получен благоприятный ответ, было именно об этом, а не о том, чем на самом деле был синодальный строй. Апостольское правило 34-е о необходимости «знать» первого епископа относится к формированию церковных областей, которые совсем не подразумеваются совпадающими с границами государств. Так, в самой Византии было изначально пять первенствующих епископов (патриархов), а потом четыре. Если верить, что это правило отражает какие-либо реальности доконстантиновской эпохи, то и подавно очевидно, что оно относится к каким-то прототипам византийских митрополий, но имеющим автокефальный статус.

Канонически допустимым было также создание общего органа управления, включающего коллегию епископов и государственного чиновника, — при условии, что речь шла о христианской империи, где власть представляла собой форму организации христианского народа. До падения российской монархии это условие выполнялось. В юстиниановском законодательстве, признанном Церковью как часть церковного права, также предусматривались механизмы взаимодействия с гражданской властью в принятии значимых для нее церковных решений. Например, гражданские главы провинций отбирали кандидатуру, одну из трех представленных епископатом, на возведение в епископы. Это была форма представительства церковного народа в деле поставления епископов, так как христианская империя предполагает, что государственные чиновники действуют в интересах православного народа, будучи сами его частью. Хорошо это выходило или плохо — вопрос отдельный, но, в любом случае, это не противоречило принципам церковного устройства или каким-либо канонам.

Все принципы синодального строя, кроме одного, также укладывались в эту парадигму. Но один не укладывался и уложиться не мог: это верховенство императора в качестве «крайнейшего судии сей коллегии» (Синода). Поставление епископов от имени государя императора, как это всегда указывалось в документах синодального периода, совершенно формально и недвусмысленно подпадало под правила о поставлении епископов от светских властей, за что как сам поставленный, так и поставившие его епископы подлежали извержению из сана (Апост. 30 и Седм. 3). Однако это правила, в которых теоретически возможна икономия, так как они не касаются напрямую хранения чистоты веры. Икономия не ведет к оправданию подобных вещей (они продолжают считаться преступлениями, т. е. синодальный строй нельзя не считать преступным), но она принимает во внимание смягчающие обстоятельства, если таковые имеются, и на этом основании смягчает наказание или вовсе от него избавляет.

В случае синодального строя были серьезные основания принимать его по икономии, хотя и нельзя было бы осуждать тех, кто от синодальной Церкви отделился. Это притом что, надо подчеркнуть (вопреки некоторой части антисергианской литературы), православие государственной власти в синодальный период не является смягчающим обстоятельством, так как Седьмой Вселенский Собор в своем правиле 3 специально повторил апостольское правило для современной ему христианской империи.

Основания для принятия по икономии синодального строя были следующими.

Он пришел на смену еще худшему беззаконию — московскому патриаршеству. По отношению к каноническому патриаршеству тут общим было только название. В действительности идеология московского патриаршества, начиная, как минимум, с Филарета Романова, но особенно при Никоне, подразумевала папизм: Патриарх был таким же начальником над епископами, как царь над боярами (аналогия тех времен). В таком русле был переосмыслен и старый московский чин перевода епископа с кафедры на кафедру через новую епископскую хиротонию (разумеется, развившийся от невежества, но еще в XV веке). В XVII веке повторная епископская хиротония совершалась только при поставлении в Патриархи, и это понималось как возведение в высший, четвертый, чин священства. Для сравнения, в Византии учение о четвертом чине священства включалось в список ересей папизма (см. св. Нил Кавасила, О папе, XIV в.).

Эта «властная вертикаль» не подлежала уже реформе изнутри собственного бюрократического аппарата, и нужно было внешнее вмешательство народа церковного. В христианской империи это входило в обязанность государственной власти. Конечно, если бы Петр Великий мог уделять церковным делам столько же внимания, сколько и прочим делам государственной важности, то мы получили бы что-нибудь более каноничное, нежели синодальный строй. Но по тем временам и это был существенный шаг вперед. Поэтому неудивительно, что Петра поддержали такие святые его времени, как Митрофан Воронежский Иов (в схиме Иисус) Анзерский. Эти люди ничего не боялись, не были корыстно заинтересованы в петровских реформах, но просто понимали их важность, и соответственно влияли на Петра, который к ним прислушивался.