Театральные записки (бриколаж) - [74]

В два часа на следующий день мы увезли её ко мне домой. По пути зашли на базар. И она, как смерч, носилась по нашему сонному, интеллигентному и не привыкшему к налётам рынку. Дома она занялась обедом. Через полчаса он был готов. Гвоздём программы было первое – окрошка с яблочным соком. Мы с ЗэМэ мужественно съели по тарелке этого кулинарного шедевра, Наташка и Леник были не столь решительны и лишь пригубили яблочный суп.

О чём же мы говорили, поедая кулинарные изыски? О летающих тарелках, ЗэМэ с серьёзным лицом уверяла нас, что они существуют, и их уже видели многие, даже Наташа Тенякова, Юрский и Эрвин Аксер[96] в Польше, выйдя на балкон, видели их. Мы позволили себе усомниться в этой истории и предположили, что перед этим они изрядно выпили. ЗэМэ обиделась, сказала, что мы дурочки, что трезвее людей, чем Юрский и Аксер, она не знает, а мы ничего не понимаем, и ничего она нам не расскажет.

Помирившись, говорили ещё, конечно, о театре. Последняя постановка «Пиквикского клуба» – неудачна: в спектакле занято слишком много новых актёров, в основном молодые, ансамбль не слажен. Не сыгран. Сейчас репетируют какую-то новую пьесу Арбузова. ЗэМэ уверяет, что перед тем, как её написать, Арбузов насмотрелся телепередач о молодёжи. Она занята в этой пьесе, но никаких других эмоций, кроме смеха, она у неё не вызывает[97]

ЗэМэ опять стала говорить о Юрском: «Плохо, всё очень плохо. Ему не дают работать».

– ЗэМэ, зачем он суетится? Надо на это не обращать внимания. Подождать несколько лет, всё устаканится.

– Это хорошо говорить, глядя со стороны. А если из этих «нескольких лет» состоит жизнь!

У нашей Леночки новое страстное желание (сменившее стремление уйти из МГУ в театр и страсть купить джинсы) – теперь она хочет стать кинорежиссёром и купить машину. Понимая, что в кино не последнюю роль играют актёры, она уже сейчас «вербует» труппу. Поэтому на автобусной остановке, стоя в тени нежно-зеленею-щих московских лип, она лукаво спрашивает ЗэМэ:

– А Вы будете у меня сниматься?

– Да, – подумав, – конечно, мне это интересно… А у тебя получится!

– А других приведёте?

– Да, приведу. Они пойдут, обязательно пойдут.

– Я такую труппу сколочу!

Ну что ж, я считаю, что половина дела уже сделана – выбраны актёры на заглавные роли, Юрский и ЗэМэ. Осталось совсем немного: поступить во ВГИК, окончить его, написать сценарий и получить разрешение снять фильм[98]. Но главное, ввязаться в битву! Сквозь густую листву лип прорывались лучи солнечного света, яркие, как свет кинопроектора, и в них уже мелькали кадры будущего фильма.

Вечером мы провожали ЗэМэ на вокзал. Она играла кинозвезду, мы ей с удовольствием подыгрывали. Её узнавали в толпе. На нашем привычном Ярославском вокзале три мужика писательского вида, проходя мимо, вяло бросили:

– Зиночка Шарко! – И не оборачиваясь, побрели дальше.

Сияющая командировочная «Стрела», знакомый до боли перрон, последние пустые, но милые разговоры, и поезд медленно трогается. Как быстро.

9 августа 1978 г.

Втроём справляли Наташин день рождения. Она читала свои последние стихи. Для меня было открытием то, что она их ещё (или всё ещё) пишет. Очень близко в них – поймать мгновенье и оставить его навечно таким, каким оно было тогда.

Т. В. Д. [99] посвящается

Осенних солнечных лучей

Прозрачные роняя нити,

Уходит день, и вместе с ним

Мои заботы и открытья.

Его пытаюсь удержать,

Как будто что-то не сказала…

Не до конца смогла понять…

Последних строк не дочитала…

Он с солнцем счастье унесёт.

К чему скрывать? Оно ведь было.

Я в сотах пробовала мёд

И розы красные дарила.

Мне б розой стать. В мои глаза

Вы заглянули бы случайно…

Так, много-много лет назад, —

Теперь уже раскрыта тайна, —

Один в забытом уголке

Шекспир нашёптывал украдкой:

«О, быть бы на её руке перчаткой,

перчаткой на руке».

Н. Кожанова

Нам посвящается…

На небе много звёзд —

Пусть наших меньше станет.

Пусть сказка о реке

Забудется с ручьём,

Пусть зайчик солнечный

С дождём в траве увянет, —

Но дни пройдут,

И снова мы втроём.

Друзьям

Поговорим о Боге и о Славе.

О будущем, сегодняшнем, былом,

Поговорим о Вечности, Сократе,

а беды все пускай придут потом!

Сегодняшняя ночь для разговоров.

– а что потом? —

пускай придёт

потом!..

Великим Демиургом в наших спорах

мы созидаем Мир,

забыв о всех кругом.

Из мелочи родится вдохновенье,

Из слова рвётся страсть,

из часа – миг…

И ночь уходит,

оставляя как прозренье —

идею Вечности

по-братски —

на троих.

К. Л., май 1974 г.

Стихам моих друзей

(Стихи Наташи К., посвящённые Лене Л. и Ане С., и нашей талантливой юности)

Ах, осень, Боже мой, доколе

Тревожить будет нас

твой колдовской напев?

И снова жёлтый лист

безумствует на воле,

Из строчки Пастернака улетев,

И снова будто юность на пороге,

И круг друзей,

и вечности слова,

И всё всерьёз —

о Славе и о Боге —

Рождаются стихи

и, думалось, Судьба.

Стихи моих друзей,

на празднестве угрюмом

Иль встречей новою упоена,

В слепом прощании с собой,

бездумно,

Лишь вам одним

я остаюсь верна.

Стихи моих друзей —

в года и расстоянья —

В час осени,

как в Час души, тихи —

Сквозь боль потерь,

сомненья,

расставанья

Храни вас Бог,

друзей моих стихи!

Н. Кожанова

10 августа 1978 г.

Сегодня утром на вокзале – фургон мороженого, дверцы открыты, из них валит пар от сухого льда, а в клубах пара стоит добряк-шофёр, ну, прямо Дед Мороз какой-то.