Театральные записки (бриколаж) - [24]

«Хорошо» играли первый спектакль в городе Осака – демонстрации протеста начались в три часа дня – слава Богу, нас провезли в 13 часов. В три приёма шли демонстрации, одна жутко орущая, но нас охраняла полиция. Второй поток, третий поток, без десяти до начала спектакля. Думали, зрителей не будет. Играли «Холстомера». Мы пошли с переводчицей, сели в первые ряды. Подхожу к нашему директору:

– Роман Борисович, я сяду в зрительный зал.

– Садитесь, Зинаида Максимовна, вас будет в зале шесть-восемь полицейских, охраняющих сцену, и вы с переводчицей.

Ничего! Проникли в зал тридцать пять мужественных японцев. Мы с переводчицей сели в третьем ряду, потом выяснилось, что нас приняли за американок миллионерш: места эти стоят каждое 12 тысяч иен, тем более что мы обе блондинки, и, по сравнению с японцами шикарно одеты. Это я-то шикарно одета!

Начинается спектакль, ещё ничего не понять, выходит на сцену наш оркестр, пардон, из пяти музыкальных евреев в красных рубашках. Этот громадный зал на четыре тысячи мест, где сидят 35 японцев, вспыхивает такими аплодисментами… С этого момента я начинаю реветь большими слезами.

Потом вышли наши ребятишки на сцену, как увидели меня в слезах, а ребятишки-то какие всё: народные СССР, народные РСФСР, заслуженные и проч.

И вот по обе стороны сцены возникло такое ощущение Родины: я реву, мол, ребятишки, я с вами, а они мне в ответ – Спасибо тебе, для тебя играем.

А после спектакля началось!!!

Каким образом эти 35 японцев сумели протащить такое количество букетов!? Наших ребятишек закидали цветами, не просто цветами, такими поразительными изящными букетами! И в каждом букете записка – «Не воспринимайте малое количество зрителей как наше отношение к вашему народу, к вашему искусству, к вашей стране».

* * *

Слава Богу, добрались до Осаки, разминувшись с тайфуном.

Hotel Osaka Grand до омерзения прекрасный! Номер отдельный с огромной двуспальной кроватью. В стенном шкафу – семь (!) вешалок, и шкафчик-тумбочка с полочками для семи (!) пар обуви. В ванной семь (!) полотенец разного размера, две пары таких босоножек, о которых я, быть может, мечтала всю жизнь. В той же ванной на полочке в целлофановых мешочках для одноразового употребления бритвенный приборчик, зубная щётка, зубная паста, шампунь для головы и, естественно, мыло.

Ну, обо всём прочем даже противно писать: салфетки такие, салфетки эдакие, а на полочке, приделанной внизу у кровати красного дерева, – большая изящная белая коробка, которую даже не надо открывать, посредине предусмотрено отверстие, если вам во время вашей сексуальной жизни необходимо подсушить-промокнуть соответствующие места, не вставайте с постели, только протяните руку, и к вашим услугам большое количество, полкило ароматнейших, нежнейших салфеток!

Сегодня выяснилось, что наш номер стоит в сутки 10 тысяч йен! Ничего себе! У нас громадные суточные: 7 тысяч йен, то есть 30 долларов, а номер дороже, – конечно, за такие денюжки можно менять и бритвочки, и щёточки.

И при всём при том я абсолютно не ощущаю никакого комплекса – ни моей бедности, по сравнению с этим богатством, с этой роскошью, ни своего положения рядом с этими, в одной моей комнате расположенными, немыслимой красоты: подвесным абажуром из сиреневатого мрамора и подвесками посерёдке, ни с этими, стоящими на моих двух роскошных столах, столбами из бледно-изумрудного мрамора, настольными лампами, а при свете этот бледный изумруд оживает и начинает светиться разными слоями зелени.

Я вижу за всем этим и другую Японию, маленькую, очень маленькую страну, пытающуюся доказать всему миру, что она – великая страна. Всё это у них идёт от комплекса неполноценности.

А чего стоят все фильмы по телевизору. Двенадцать программ! Можешь включать любую: бым-бам! бау-бау! хай-хай! хой-хой! Банзай! Банзай! Выстрелы: трах-тарарах! Бомбы: бум-бум! Появляется красивая японка в удивительном кимоно, делает резкие движения ладонями, идущими от плеча, и человека нет, – мы видим этого крупного мужчину с высунутым языком, с вывалившимися из орбит глазами долго-долго, крупным планом. Матери и отцы бьют детей, женщины убивают мужчин со страстью, потому что до этого их изнасиловали друзья, товарищи и даже отцы. Женщин насилуют, избивают и убивают, топят, убивают «нежно», в последнюю сексуальную минуту, разрезая ножом от «любимых» пяток, идя дальше, до шеи, и целуя при этом каждую каплю крови. Мало того, японцы покупают заграничные картины, и снова то же самое: бум-бум, бам-бам, удары ногами, ладонями вусмерть, в шею, в поддыхало, запрещённые места. Я это кино даже досматривать не могу…

Утром пошла в универмаг одна. Сначала не собиралась никуда идти, просто пошла одна, – мяу-мяу – встречаю в универмаге N, он меня, спрашивает: «Вы с кем ходите?» – Я говорю: «Ни с кем! Сама с собой». Без чувства юмора милый нежный мальчик N: «Не полагается! Давайте ходить вместе, а то я отстал».

Мысль: «Милый, голубчик, от кого, от чего отстал? Не хватает смелости ходить одному».

Мой Иван Матвеевич: «Ты где вчера была целый день?»

О Господи! Эти несчастные люди!

* * *

Сегодня днём играли «Ревизора». Все уехали в 12 часов дня в город под названием Маибаси (Маэбаси), просто – Ма – ибаси. А пока ребята поехали играть спектакль «Ревизор», нам, оставшимся в гостинице, не рекомендуется выходить. Я осталась одна, выходить одной из отеля жестоко «не рекомендуется». Однажды вышла одна, вызвал «начальник» Иван Матвеич, сделал большой выговор. Слава Богу, осталось семь дней, если бы на день больше, я бы от этого «начальника» забеременела. Является на утреннюю проверку и докладывает новости: видел в магазине драгоценный камень, сейчас вспомнит, как он называется – ага! Рубен Агамирзян – точно – рубин называется камень. – «Так, представляешь, за этот камень можно купить.» – и показывает мне лист бумаги, на котором столбиком написано, чего и сколько можно купить за этот камень «Рубен Агамирзян»! Я всё выслушала, но, когда он сообщил мне, что можно купить 200 пар красоток, то есть кроссовок, вот тут мне стало совсем нехорошо.