Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери - [15]

Однажды посреди ночи, пробудившись от одного из таких снов, я вскочил с кровати и залез в Интернет. Даже не знаю, почему я раньше не догадался. Наверное, мне казалось, что это какая-то дикость, вроде как извращение. Я понимал, что это ненормально. Я знал, что никто этого не поймет; поэтому никому не рассказывал о Кэтрин.

У себя в комнате, в подвале родительского дома, я сел за компьютер и напечатал в строке поиска ее имя. Поиск выдал десятки страниц в социальных сетях, созданных девушками по имени Кэтрин Корингтон. Я просмотрел все странички в надежде найти свою Кэтрин, найти фотографию, увидеть ее. Я надеялся найти видео, услышать ее голос. Я просидел за компьютером несколько часов кряду, но не нашел ничего. У нее не было страницы в социальных сетях.

Я нашел неизвестную английскую поэтессу с тем же именем — Кэтрин Корингтон, погибшую при аварии конного экипажа в 1882 году. Она умерла, так и не добившись успеха на литературном поприще.

Прочел название одного из ее стихотворений: «Часы тикают несправедливо».

А потом я нашел ее. Нажал на ссылку, и страница начала загружаться. Коротенький некролог:

Кэтрин Корингтон, 23, из Нью-Йорка. Горячо любимая дочь Кэндис (в девичестве Робертс). Панихида: в субботу, 10 июня, в 11:00. Бюро ритуальных услуг Питерсона, 111 S, Мейн-стрит.

* * *

На следующий день я развозил цветы в спешке, носился по городку как ошпаренный, словно был не цветочником, а курьером службы экспресс-доставки. Мне нужно было выкроить себе час времени, чтобы начальник не спросил, где я прохлаждался.

В Интернете я нашел информацию о матери Кэтрин Корингтон. Она жила на стоянке домов-прицепов сразу за городом, у шоссе. После обеда я сорвался туда.

Вывеска на въезде на кемпинг-стоянку «Синий родник» выгорела на солнце, краска в нижней части щита растрескалась. Когда я въехал на территорию, дорогу перебежал маленький мальчик, гнавшийся за мячом. Я резко вдарил по тормозам, микроавтобус вильнул, чудом избежав столкновения. Мальчику было лет семь или восемь. Стрижка «ежиком», все лицо в веснушках. Он сердито уставился на меня.

— Извини, — пробормотал я, помахал ему рукой и поехал дальше. В боковом зеркале мне было видно, как он стоит, прижимая к себе мяч, и хмуро смотрит мне вслед.

Прицепы в «Синем роднике», с их фанерной обшивкой и грязными простынями вместо занавесок в окнах, были настолько стары и обшарпаны, что казались жилищами призраков. Хотя перед некоторыми красовались цветочные клумбы и стояли новенькие блестящие почтовые ящики. Дом Кэндис Корингтон оказался в конце улицы. Доберман, сидевший на цепи рядом с соседним домом, залаял, скаля зубы. Мужчина, возившийся с двигателем «Камино», оторвался от своего занятия и взглянул на меня. Я кивнул. Он ничего не сказал, не кивнул в ответ. Только вытер пот со лба.

Пластиковые цветы-вертушки вдоль дорожки, ведущей к дому, крутились на ветру. Пыльные металлические жалюзи на окнах были плотно закрыты. Я подошел к двери и постучал. Мужчина на другой стороне улицы вытер замасленные руки полотенцем и уставился на меня. Пес продолжал лаять и рваться на цепи.

Дверь приоткрылась.

Женщина держала в руках зажженную сигарету. У нее были светлые, как будто выбеленные волосы, собранные в высокий пучок, и усталые глаза.

— Вам что-то нужно? — спросила она.

— Кэндис Корингтон?

— Да. — Она посмотрела поверх моего плеча на микроавтобус, припаркованный на улице.

— Доставка цветов. — Я протянул ей букет.

Она взяла его.

— Спасибо, — пробормотала она, держа сигарету во рту, и начала закрывать дверь.

— Я знал вашу дочь, — быстро выпалил я, пока дверь не закрылась совсем.

— Правда?

— Мне очень жаль.

— Спасибо, — сказала она. — Где вы с ней познакомились?

— В школе.

Мне вспомнилась цитата из Вальтера Скотта. «Какую паутину мы плетем, когда впервые пробуем обманывать…»

— Вы ходили в школу в Нью-Йорке? — спросила она. — А что вы делаете в Стерлинг-Спрингс?

Ложь прирастала и прирастала.

— Я здесь вырос на самом деле. Просто мы с родителями какое-то время жили в Нью-Йорке, и там я познакомился с Кэтрин.

Я понятия не имел, к чему это все приведет.

— Ясно, — сказала она.

— Цветы от меня. — Я попытался улыбнуться.

Кэндис Корингтон посмотрела на букет, который держала в руках.

— Очень мило с вашей стороны.

Она шагнула назад, чтобы закрыть дверь. Я знал, что это мой единственный шанс.

— Можно я расскажу вам историю о Кэтрин, миссис Корингтон? Из тех, нью-йоркских времен?

«О боже!»

Кэндис Корингтон задумчиво посмотрела на меня.

— Да, конечно, — сказала она наконец. — Проходите. Налить вам воды?

— Если не трудно.

Внутри было темно. На приставных столиках громоздились кучи счетов и стояли многочисленные пузырьки с таблетками, продающимися по рецепту. Телевизор работал. Женщина на экране рыдала.

Мы уселись в гостиной, на продавленном старом диване с истертой клетчатой обивкой. Прямо над нами висела, слегка покосившись, картина в рамке. Репродукция этого импрессиониста, Сера. «Воскресный день в парке», или как там оно называется, я не помню. Странная на самом деле картина. Все персонажи, все элегантно одетые дамы под зонтиками от солнца, все мужчины в цилиндрах, все дети, собаки и даже обезьянка — все смотрят на озеро или куда-то еще, но не на зрителя. Все, кроме маленькой девочки. Девочка в белом платье и шляпке, в самом центре картины, смотрит прямо на тебя.