Те, кто жив - [34]
— А ведь на дирижабле тоже есть резонаторы, — тихо сказал мне Андрей. — Понимаешь, что это значит?
Я промолчал. Этот ушлый альтерионец был мне неприятен. При первом знакомстве я ему, помнится, по морде заехал, и до сих пор иногда рука тянется повторить. Мутный он тип, нехороший. Зря Ольга с ним связалась.
— Эх, когда кончится весь этот блядский цирк, я бы… Я даже знаю одного любителя возиться с антикварным железом…
В развалинах снова кто-то завывал и шуршал невидимыми кустами за остатком стены, но время гашения небольшое, и мы ушли раньше, чем он решился на более близкое знакомство. На выходе нас встретили наставленными стволами и криком: «Стоять! Руки в гору!». Мы резво подняли конечности и заорали: «Мы свои, не стреляйте!». Ополчение Коммуны заняло оба репера, и теперь срез был условно «наш», хотя за пределы натоптанной тропинки между точками входа-выхода никто не совался. Даже странно как-то — вокруг целый мир, а никому и дела нет. Что там за лесом? Брошенные города, набитые ненужными сокровищами сгинувшей цивилизации? Занесенные пылью руины, по которым ветер гоняет высохшие кости? Дикая природа, давно забывшая эпоху доминирования гоминидов? Одичалые племена, от поколения к поколению все больше перевирающие мифы о Великих Предках? Никому не интересно.
Зачем воевать за какие-то реперы, когда вокруг целая ничья Мультивселенная? Никогда мне этого не понять…
Коммунары. Перезагрузка
Условным подземным «утром» коридоры заполнились людьми — в основном, в формате очередей в немногочисленные туалеты. Ольга с мужем, вставшие раньше и успевшие умыться и даже позавтракать, оказались в выигрыше. На завтрак, правда, была та же каша с редкими волокнами мяса, что и на ужин, но перспектива запуска реактора — а значит, возвращение тепла и света — внушала определённый оптимизм. За «ночь» температура ещё больше упала. Ольга не видела термометра, но по ощущениям было чуть выше нуля. На решётках квадратных стальных вентканалов намёрзли бороды сосулек. Оттуда веяло стужей.
Они стояли в обширном, хотя и низком, зале возле гермодвери в реакторную. Здесь были широкие стальные ворота, за которыми начинался наклонный бетонный коридор, ведущий на склад оборудования. Главный энергетик, выглядевший так, что краше в гроб кладут, шептался с Иваном в уголке, но, поскольку он при этом старался держаться от необлучённого человека подальше, то шёпот выходил громким.
— Хреново мне, Громов, — говорил он. — Блюю постоянно, волосья лезут. Нахватался по самое некуда. Ничего, молодые запустят. Хорошую смену вырастили, справятся…
Зал постепенно заполнялся людьми, в основном, мужиками в возрасте. Но были и молодые, и даже женщины. Мужчины были одеты в какое-то тёплое, но старое рваньё — замасленные драные ватники, облезлые ушанки, лица замотаны тряпками — так рисуют в учебниках замерзающих под Сталинградом немцев.
— Внимание! — Николай повысил голос. — Порядок будет следующий! Мы сварили несколько тележек на колёсах, сейчас выкатим. На них бочки с залитыми водой ячейками. Несмотря на воду они фонят як та херасима, зазря с ними не обнимайтесь. Четыре человека катят её легко, мы проверяли, так что разбивайтесь по четверо. Хватаете тележку — и бегом на склад. Там холодно, но на бегу согреетесь — чем быстрее добежите, тем меньше бэр14. Выгружаете бочку, загружаете ящики — по четыре на телегу, не больше — и назад. В реакторную никто не суётся! Мы сами выкатим, сами закатим, ваше дело — хватай-тащи. Туда-сюда сбегали — меняйтесь, отдыхайте, не таскайте непрерывно, а то облучитесь.
Он жестом остановил двинувшегося было к двери Ивана.
— Ты-то куда, хромой? Не лезь, только задерживать будешь. Организуй смены, следи, чтобы все менялись. Мы рассчитали, каждый должен сделать по пять ходок, потом отправляй прочь, так много не схватят.
— Женщины! Дорогие наши! Раз уж вы всё равно припёрлись, вон в том тамбуре мы поставили водогрей электрический. Грейте воду, поите носильщиков чаем, наливайте водки — от радиации ничего лучше нету. Но по пятьдесят грамм за раз, не больше, а то попадают. Всё сказал? Ах, да, ещё — кто таскать закончил, одежду всю долой, водой теплой облить тщательно, чтобы радиоактивную пыль в убежище не натащили. Новую одежду выдать, там есть запас тряпья, эту одежду закинуть на бочки, пусть с ними вывозят, раз уж закопать некуда. Вот теперь точно всё, поехали!
Гермодверь лязгнула, распахиваясь. Оттуда замерцали сполохи электросварки, донёсся шум резки металла. Четыре энергетика в некогда белых, а теперь неразличимого цвета халатах поверх тёплой одежды, с трудом выкатили первую тележку — конструкцию из стального уголка на небольших колёсах. На ней лежала длинная, сваренная встык из двух двухсотлитровых бочек, ёмкость. Иван с натугой потянул на себя стальную воротину коридора. Она примёрзла и не шла. Сразу подскочили ещё люди, попинали, отбивая лед, налегли — и открылся чёрный квадратный зев коридора, откуда потянуло космическим холодом.
— Шибче! Шибче! — командовал Николай. — Не студи хату!
Первая четвёрка натужилась, хекнув, стронула тележку и быстрым шагом покатила её в темноту, светя себе фонарём. Иван прикрыл дверь, а из реакторной уже подавали следующую бочку — процесс пошёл.
