Те, кто желает мне смерти - [10]

– Я не говорила, что мне что-то в ней не нравится.

– Повторю вопрос. На сей раз в надежде на ответ.

Эллисон вздохнула и положила голову ему на грудь.

– Она слетела на машине с дороги в метель.

– Тебя беспокоит тот факт, что она плохой водитель?

– Нет, – сказала Эллисон. – Меня беспокоит тот факт, что она действует сгоряча и делает ошибки.

Итан промолчал. Заинтригованный этим наблюдением. На первый взгляд оно казалось не совсем справедливым, излишне критическим и прямолинейным, но Эллисон всего лишь упомянула те самые вещи, которым Итан сам обучал других вот уже многие годы. Принимая решения, нужно соблюдать определенные правила. А здесь эти правила явно не соблюдались.

– Просто имей это в виду, – добавила Эллисон, – когда будешь говорить ей, что возьмешься.

– Выходит, я уже готов взяться?

– Ты всегда готов взяться, Итан. Тебе просто нужно выполнить необходимые ритуалы. Которые позволяют тебе убедить себя, что ты сделал правильный выбор.

– Ты хочешь сказать, что это не так?

– Нет, Итан. Я хочу сказать, что действительно не знаю, что из этого выйдет. Но я знаю, что ты собираешься сказать «да».

Потом они наконец заснули, а утром он сообщил Джейми Беннетт, что берется за эту работу, после чего они занялись поисками эвакуатора, чтобы разобраться с разбитой прокатной машиной. Обычная ошибка, уверял себя Итан, это ровно ни о чем не свидетельствует.

Но после предостережения Эллисон никак не мог выбросить из головы одно: сразу после своего катастрофического полуночного появления Джейми первым делом призналась ему, что слышала прогноз и проигнорировала его, убежденная в том, что все равно сумеет прорваться сквозь снежную бурю.

Поднявшись наверх на перевал, под клацанье цепей и завывание лебедок они вытащили жертву этой ее ошибки из снежных сугробов.

4

Йен был не на дежурстве, когда они приехали за ним, но он был по-прежнему в мундире и при оружии, а для людей это обычно кое-что значит, точно? Когда у тебя значок на груди, кобура на ремне… Он чувствовал себя невероятно могущественным в таких ситуациях. С самого момента выпуска из академии не мог забыть тот первый раз, когда надел форму и ощутил себя каким-то чертовым гладиатором, не меньше.

«Ну, млять, держитесь теперь!» – подумал он тогда, и с годами эта бахвалистая чванливость ничуть не стерлась. Йен прекрасно сознавал, что неприкасаемых не бывает, и к таковым себя не относил – для этого он побывал на слишком многих похоронах своих коллег, успел пожать слишком много не тех рук и передать множество наличных тому, кому не следовало, – но день за днем, час за часом по-прежнему чувствовал силу, когда был в полицейской форме. А люди такое замечают. Некоторые уважают тебя, некоторые боятся, некоторые даже до смерти ненавидят, но одно можно сказать точно – они, млять, это замечают!

Братья Блэкуэлл нервировали его прежде всего тем, что они, похоже, этого не замечали. Значок ничего для них ровным счетом не значил, пистолет – тем более. Их бледно-голубые глаза могли просто скользнуть по тебе, словно проводя инвентаризацию, ничего не выдавая наружу. Индифферентно. Даже скучающе.

Подъехав, Йен сразу увидел их пикап. Черный «Ф-150»[8] с тонированными стеклами – глухо тонированными наперекор всем правилам. Даже радиаторная решетка у него была черной. Он предположил, что они все еще внутри, так что вылез из своей патрульной машины, сделал глубокий вдох и поддернул повыше ремень, зная, что Блэкуэллы наблюдают за ним, и желая напомнить им, что он вооружен, даже хотя им вроде и плевать на это. Поднялся на террасу и откинул крышку охладителя для пива. Лед уже растаял, но внутри в относительно холодной воде еще плавала пара банок «Миллер Лайт» – он вытащил одну и выпил прямо на крыльце, прислонившись к перилам и не сводя взгляда с черного пикапа в ожидании, когда они из него вылезут.

Блэкуэллы так и не появились.

– Да пошли они, – бросил он сам себе, когда пиво кончилось. Пущай сидят, если хочется. Не хватало еще самому подходить к ним и стучаться в эту долбаную дверцу, словно он готов плясать под их дудку. Так дела не делаются. Придется им самим подойти к нему, нравится им это или нет.

Йен смял банку в кулаке и бросил ее в мусорное ведро на террасе, в котором пустых банок уже накопилось столько, что та просто отскочила и свалилась на пол. Не обратив на это внимания, подошел к двери и отпер ее, ненавидя нехорошее чувство, которое возникло, едва он повернулся к черному пикапу спиной. Потом открыл дверь, ступил внутрь и увидел, что они расположились у него в гостиной.

– Какого хера вы тут забыли? Вы вломились в мой дом?

Ответа не последовало, и Йен впервые по-настоящему похолодел. Отбросил это чувство и громко захлопнул за собой дверь, пытаясь сдержать гнев. Вообще-то они работают на него. Нужно напомнить им это, дабы убедиться, что они тоже это помнят.

– Вы, парни, – произнес он, качая головой, – когда-нибудь наживете себе на жопу приключений, вы вообще в курсе?

Джек Блэкуэлл сидел в любимом раскладном кресле Йена. Откинул спинку настолько, что вытянулся на нем во весь рост. Он был старшим из двух братьев, немного повыше, немного постройнее. Ни один из них не выглядел особо мускулистым, но Йен уже видел силу этих жилистых тел в деле, видел жуткие захваты их необычайно крупных рук – то, как эти длинные пальцы могут превратиться в стальные крючья. Прическа у Джека была, как у какого-то пляжного обалдуя, любителя серфинга и девок в бикини – волосы свисали до самого воротничка, такие светлые, что казались выбеленными, хотя одевался он всегда в какие-то неброские помятые шмотки, обычно во все черное. Его младший брат выглядел по-другому, словно ему было важно отделиться от Джека, словно он и не ошивался постоянно где-то неподалеку от старшего, как приклеенный. Патрик сошел бы за морпеха: волосы подрезаны бритвой, а не подстрижены ножницами, всегда тщательно выглаженные рубашки со стрелками от утюга и сверкающие сапожки. Он стоял в проходе между гостиной и кухней, сложив руки на груди. Похоже, он вообще никогда не присаживался.