Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи - [21]
В Тибете все страшно! Эта фраза в устах прелестной Пемы Чоки пробудила в моем уме воспоминания и отзвуки. Это правда. Молчание, простор, храмы с богами, как корабли, набитые безумцами, выброшенные на безумный берег… Но тайна Тибета начала приоткрываться. Я начал видеть вещи не только снаружи, но и изнутри. Я стал способен чувствовать их, а когда ты начинаешь чувствовать, разве ты не ближе к пониманию?
Пема снова заговорила о своем дяде.
– Он был самый необычный человек, которого я знала. Помню, когда я была маленькой, он жил в совершенно пустой комнате и летал…
– Вы действительно это видели?
– Да. Он делал то, что вы назвали бы упражнением в левитации. Я приносила ему немного риса. Он сидел неподвижно в воздухе. Каждый день он поднимался чуть выше. В конце концов он поднялся так высоко, что мне было трудно передать ему рис. Я была маленькая, и мне пришлось встать на цыпочки… Есть вещи, которые не забываются!
Чоукидар (сторож) постоялого двора бросил полено в огонь, и он ярко вспыхнул. Теплые и все еще полные света, мы вышли на минуту, чтобы вдохнуть ночного воздуха. Огромная луна катилась по ночному небу. Вокруг нас было только звездное серебро снега. Когда мы шли по льду, дорожка похрустывала под нашими ногами. Казалось, что кто-то кричит в тишине.
Глава 4
Метафизические приключения принца Гаутамы
Один из перевалов, по которым можно попасть в Тибет, – это Нату в нескольких километрах от Чангу. Надо перейти мрачную, каменистую седловину в окружении унылых зазубренных гор. Наверху перевала горка из камней, несколько шестов и сотни маленьких разноцветных флажков, на которых методом гравюры по дереву отпечатаны буддийские молитвы. Когда мимо проходит караван, все добавляют по новому камню к горке и кричат «Со-я-ла-со!».
Когда мы добрались до камня, небо слегка потемнело, приближался закат. Розово-коричневые обрывки облаков плавали над нами, как на картинах XVII века. Воздух был холодный. Впереди в стороне Тибета небо было ясное, обычное в этих местах вдали от Бенгалии; сырость, облака, дождь и снег в эти горы приносит ветер из Индии. Пьеро Меле добрался до вершины раньше меня и уже надевал лыжи. Стоял апрель, вокруг еще лежал снег, и мы хотели войти в Центральную Азию торжественно и спортивно. Прежде чем продолжить путь, я на миг оглянулся на долину, из которой мы пришли. Ее уже скрывал фиолетовый туман вечера. До свидания, Сикким! До свидания, милая Пема Чоки!
Я не могу сказать, что мне понравился спуск. Я страдал от приступа горной болезни и то и дело был вынужден останавливаться. Пьеро постоянно подшучивал надо мной, но, как только снег кончился, он помог мне – понес мои лыжи. Мы прошли добрый отрезок пути по грязной каменистой ослиной тропе, и потом стемнело. Первые маленькие заросли сменились большими, а потом мы набрели на силуэты каких-то хвойных деревьев; то есть мы снова были достаточно низко, где растут деревья. До Чубитанга, где собирались заночевать, мы дошли очень поздно. Туччи и полковник Мойз уже были там, грелись у великолепного костра из хвороста.
Каждый раз, пересекая Нату, я вспоминаю Палджора и его стоячие трупы, случай, который был самым подходящим введением в эту отдаленную часть Азии. Он произошел несколько лет назад. Мы дошли до перевала в густом тумане. В воздухе витало ощущение неясной угрозы. Искривленные, побитые ненастьем камни нависали в сером тумане, как очертания таинственных существ, которые остановились, поджидая нас. Это было очень неприятно.
– Похоже на роланги, – сказал Палджор, который нес мешок с моими фотоаппаратами.
Он улыбнулся с видом знатока, желая убедить меня, будто в самом деле он не верит ни в каких ролангов, но я уверен, что в душе он все-таки в них верил. Роланг – это значит «стоячий труп» – ужасная выдумка, характерный продукт больного и зловещего тибетского воображения, которое наслаждается скелетами, кровью и смертью – всеми удовольствиями скотобойни. Больше всего ему нравятся войска демонов, совершающих ритуалы среди расчлененных человеческих трупов, используя черепа в качестве священных символов. Тибетская фантазия обожает макабрическое, с восторгом относится к отвратительному, опьяняется пытками, которые описывает со сладострастием и реализмом. В каком-то смысле эпизод с ролангами был самым подходящим приветствием, которым встретил нас тайный Тибет.
Однако как все это удивительно и неожиданно! Путешествуя по Тибету, по открытым всем ветрам плато, где солнце с эскортом блеска и блаженных облаков господствует над простором, где все ясно, прозрачно и кристально, где нет таинственных лесов и долгих северных сумерек, ты ожидаешь встретить народ, чей внутренний мир находится в более очевидной гармонии с природным окружением. Ты ожидаешь встретить безмятежный разум греков, культ красоты в дорической простоте, отважный дух светлого анализа, южные, солнечные эмпиреи, мифологию, в которой боги так же величественны, как Гималаи, наслаждаются метафизической гармонией, суть которой крайняя абстракция. Ты ожидаешь, чтобы Тибет рождает в человеческом разуме смелость высочайших полетов западной математики.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.