Тайный меридиан - [11]

Из приемника хозяйской дочки доносился тот же голос, но теперь это была уже «Королева китайского квартала». Кой выключил свой плеер – Майлс Дэвис исполнял «Саэту», четвертую тему из «Испанских скетчей», – и отвел глаза от пятна на потолке. Книгу и наушники он бросил на простыню, потом встал и прошел по узкой комнате, которая сильно напоминала ему камеру в Ла-1уайре, куда он однажды угодил на двое суток вместе с Торпедистом Тукуманом и галисийцем Ньейрой, – озверев от бесконечных фруктов, они сошли на берег, чтобы купить свежей рыбы на уху, и Ньейра сказал, подождите меня минут пятнадцать, я глотну кофейку, а через некоторое время они услышали через окно, как он зовет на помощь, они вбежали и разнесли этот бар, перебили бутылки, переломали столы и ребра того типа, у которого оказался бумажник галисийца, а капитан, дон Матиас Норенья, здорово разозлился, ведь ему пришлось выручать их, подмазав венесуэльских полицейских пачкой долларов, которые он потом высчитал из их жалованья до последнего цента.

Когда он припомнил все это, ему стало немного грустно. В зеркале над умывальником он увидел свои крепкие плечи и усталое, небритое лицо. Кой открыл кран, и когда вода стала похолоднее, начал плескать ее себе в лицо и на шею, отфыркиваясь и тряся головой, как собака под дождем. Он сильно растерся полотенцем и некоторое время стоял неподвижно, рассматривая себя – крепкий нос, темные глаза, резкие черты лица, – словно оценивая свои шансы. Ноль без палочки, решил он. С таким рылом тебе ничего не светит.

Он вытащил ящик из комода, нашел конверт, в котором держал деньги. Их и так было немного, а за последние дни запас угрожающе сократился. Минуту он постоял, прокручивая в голове некую мысль, потом подошел к шкафу и вытащил сумку, в ней хранилось все его невеликое имущество: несколько зачитанных книжек, офицерские погоны, золотые просветы которых уже начали зеленеть, магнитофонные пленки с джазом, альбом для фотографий в форме портфеля – учебный парусник «Эстрелья дель Сур» идет в крутой бейдевинд, Торпедист Тукуман и галисиец Ньейра за стойкой бара в Роттердаме, он сам с нашивками первого помощника опирается о планшир «Ислы Негры» под Бруклинским мостом – и деревянная шкатулка, в которой лежал секстант. Это был хороший секстант фирмы «Вимс энд Плат» с семью фильтрами, зачерненными металлическими частями и золотистой латунной алидадой. Кой купил его в рассрочку, как только получил звание штурмана, с первого же жалованья. Системы навигационных спутников приговорили этот инструмент к смерти, но каждый моряк, достойный этого звания, знает – что подтверждается и электроникой, – как он надежен для определения широты в полдень, когда солнце стоит в зените, или ночью, по низкой звезде над горизонтом: навигационные эфемериды, таблицы, три минуты вычислений. Военные заботятся о своем оружии и чистят его, и Кой на протяжении всех этих долгих лет старался содержать свой секстант так, чтобы соленая влага не попадала на него, протирал зеркала и сверял возможные погрешности рефракции. Даже сейчас, на суше, он носил его с собой на берег, чтобы измерять высоты, сидя на скале у моря. Привычка осталась с тех времен, когда он ходил на «Монте Пекеньо», своем третьем судне, если считать «Эстрелью дель Сур». «Монте Пекеньо» был танкер водоизмещением 275 тысяч тонн компании «Энпетроль», и капитан дон Агустин де ла Герра любил придавать особую торжественность полудню, моменту определения местоположения судна. Он приглашал офицеров и стажеров на рюмку хереса после того, как они все, стоя на мостике, через затемненные фильтры своих инструментов и полагаясь на хронометр капитана, вычисляли высоту солнца над горизонтом. Это был капитан старой школы, не без грубости, но отличный моряк, еще того времени, когда большие танкеры порожняком ходили в Персидский залив через Суэц и возвращались груженые, огибая Африку вокруг Мыса Доброй Надежды. Как-то раз он за непочтительность спустил стюарда с трапа, а когда профсоюз подал жалобу, ответил, что стюарду еще повезло, потому что века полтора назад его попросту повесили бы на рее. На моем судне, сказал он однажды Кою, или ты соглашаешься с капитаном, или не раскрываешь рта.

Сказал он это за рождественским ужином в Средиземном море во время десятибалльного шторма, из-за которого им пришлось заглушить машины напротив мыса Бон. Кой, тогда студент мореходки и стажер на борту «Монте Пекеньо», разошелся с ним во мнениях по поводу какой-то ерунды, и тот швырнул салфетку и проговорил все это насчет того, что на его судне и так далее. Потом приказал Кою идти на вахту, на мостик на штирборт, где он и провел следующие четыре часа в темноте, и там его хлестал ветер, дождь и брызги волн, разбивавшихся о танкер. Дон Агустин де ла Герра был редким пережитком прежних времен, деспотичным и жестким, но когда панамский сухогруз с пьяным русским штурманом на вахте въехал им носом в корму ночью, а из-за дождя и града в Ла-Манше от радаров толку не было, он сумел удержать танкер на плаву и довел его до Дувра, не пролив ни капли нефти и сэкономив компании плату за буксиры. В наше время, говорил он, любой недоумок может перевернуть мир, нажимая на кнопки, но если электроника откажет, или американцам стукнет в голову выключить свои проклятые спутники – вот уж дьявольское изобретение, – или какой-нибудь большевик, сукин сын, вмажет тебе по заднице посреди океана, то хороший секстант, компас и хронометр доведут тебя куда хочешь. Так что практикуйся, парень, практикуйся. Кой слушался капитана и практиковался дни, месяцы, годы; с тем же секстантом, но уже позже, он определялся и в глухие опасные ночи, и в центре страшных штормов, прокатывавшихся от одного берега Атлантики до другого; весь мокрый, держась за трап, когда нос корабля то взмывал вверх, то проваливался в бездну, он, уставившись одним глазом в подзорную трубу, отчаянно подкарауливал появление едва заметного красноватого диска среди подталкиваемых норд-остом туч.