Тайный любовник - [67]

Она знала, что он не кривит душой, потому что оговорился и назвал дело своего отца «пивоварней», каким оно, по сути, и было; прежде он всегда называл ее фирмой, иногда – «семейным предприятием».

– Роберт, – запинаясь, проговорила Софи, – я… я не знаю, что ответить тебе.

– Ответь «да».

– Нет… нет. Это так… – она чуть не сказала: так неожиданно. Но не имело никакого смысла подавать ему ложную надежду или притворяться, что со временем она может изменить свое решение. – Я чрезвычайно польщена твоим предложением и тронута тем, как ты ко мне относишься. Но…

– Не говори «но», Софи. Просто выходи за меня. Я очень тебя люблю.

Возможно ли, чтобы это было правдой? Она всмотрелась в него новым взглядом, проницательность которому придавал ее горький опыт. Софи видела его крепкую фигуру, застывшую в ожидании, обычно спокойное знакомое лицо сейчас выражало, пожалуй, не более чем… беспокойство. Нет-нет, это не может быть правдой. Какое облегчение; значит, ее отказ не разобьет ему сердца.

– Ты оказываешь мне большую честь, – скромно потупившись, проговорила Софи. – Пожалуйста, пойми меня, дело не в тебе – ты мне очень симпатичен, Роберт. Я, разумеется, отношусь к тебе с чрезвычайным уважением, и наша дружба много значит для меня. – Как бы не перестараться, подумалось ей, пора его охладить. – Но не думаю, что я вообще выйду замуж. Я уже определилась в своем жизненном пути, и из меня получилась бы никудышная жена. Особенно для тебя.

– Почему? Почему «особенно» для меня?

Потому что он будет слишком многого ожидать от нее – захочет, чтобы она жила в его тени. Иного он не представляет. Она была уверена в этом, почему – и сама не знала.

– Потому, что ты заслуживаешь лучшего. Я предчувствую, что, если мы поженимся, ты скоро пожалеешь об этом. Я ничуть не сомневаюсь, что ты все сделаешь ради того, чтобы я была счастлива, Роберт, но я совершенно уверена, что сделаю тебя несчастным. Пожалуйста, пусть мой отказ не помешает нашей дружбе.

Его желтоватые глаза сузились, и она подумала, что он злится. Но он просто размышлял, как повести себя в сложившейся ситуации.

– Хорошо, – согласился он почти бодро и уж точно не испытывая сердечной боли. – Оставим пока все так, как есть, если хочешь.

– Нет, что я хочу, так…

– Но я буду просить твоей руки снова и снова. Ты именно та женщина, которая нужна мне, Софи. И ты ошибаешься насчет нас – я нужен тебе. Но если ты сейчас этого не понимаешь, хорошо, я могу подождать.

Она улыбнулась и покачала головой, но ничего больше не сказала, потому что было бы жестоко спорить с ним. Они попрощались с большей теплотой, чем, как ей казалось, было допустимо, учитывая новые обстоятельства, и она поднялась к себе, чтобы обдумать происшедшее.

Она могла бы ответить согласием. Было бы это так уж ужасно? Может, он был прав и они подходят друг другу? Что из того, что они не влюблены друг в друга? Любовь – только помеха. Лишнее беспокойство. От нее одни неприятности.

Прежде она никогда не думала о любви так цинично. За это тоже надо благодарить Контора, вернее, винить его. Тот факт, что она могла теперь вообще думать о нем, должен был свидетельствовать о начале выздоровления. Это спокойствие, это онемение души помогло ей оглянуться назад, на последние недели, включая трудные часы, проведенные под землей, когда она спускалась в забои «Калинового». Предложение Роберта… как бы распахнуло дверь, впуская воспоминания о Конноре. Сегодня вечером она поверила, что сможет вынести их.

Весь фокус состоял в том, чтобы взглянуть на историю их любви со стороны, как на приключившуюся с кем-то другим, и попытаться извлечь из нее урок. Превратить из мучительного, разрушительного эпизода своей жизни в нечто позитивное. Она сумела пережить эту неприятную историю. Ей удалось сохранить свое общественное лицо, что явилось настоящим чудом; вспоминая риск, которому подвергалась, Софи понимала, что легко могла сойти с ума. Теперь она смотрела на случившееся как на болезнь, период помутнения разума, когда она настолько ослепла, что не видела опасности разоблачения, – и все это ради человека, который не стоил ее.

Конечно, у нее много недостатков, и благодаря Коннору она ясно увидела в себе немало новых. Но он гораздо хуже. Он лгал ей со дня их первой встречи. Если быть честной, он не соблазнял, но, безусловно, предал ее. Пойдя на то, чтобы выдать себя за другого, допустив, что подобный маскарад может быть морально оправдан, – хотя одного этого более чем достаточно, мрачно подумала она, – он еще совершил ужасный грех, позволив развиться их интимным отношениям. Может, не устояв, она тоже согрешила, но по крайней мере с ее стороны это была подлинная любовь, подлинная страсть. Она принесла в жертву все, включая добродетель и незапятнанную репутацию, потому что считала, что действительно любит его. У него не было такого оправдания, ибо им руководили вожделение и коварство, и она никогда не сможет простить его. Она постарается больше не думать о нем – только о горьком уроке, который он ей преподал: не доверять мужчинам, не отдаваться им ни на каких условиях, кроме заключения брака. Будь живы ее мать или отец, она, может, знала бы об этом раньше. Ей следовало догадаться самой, ведь ей уже двадцать три. Но теперь она научена горьким опытом.