Тайные учения Тибета - [58]

Кто знает, всегда ли жаждущие такого натуралистического таинства причастия достаточно терпеливы, чтобы дожидаться естественной смерти источника благодати, не толкнет ли их пылкое стремление к духовному совершенствованию на попытку приблизить торжественный момент! Один из моих собеседников говорил об этом почти как о чем-то само собой разумеющемся, с той, впрочем, оговоркой, что происходит это по взаимному соглашению, т. е. с согласия великодушной жертвы.

Другой мрачный обряд, описываемый колдунами нгагс-па, известен под названием ро-ланг (труп, который встает). Из древних манускриптов явствует, что до распространения буддизма в Тибете жрецы бон-по постоянно придерживались этого ритуала во время заупокойных церемоний.

Во всяком случае, резкое движение, которое делает мертвец во время этого обряда, нельзя сравнить с отвратительными явлениями, имеющими место при некоторых описанных тибетскими оккультистами мистериях один на один с трупом усопшего. Нужно сказать, они совершенно чужды не только буддизму, но и официальному ламаизму.

Существуют многие разновидности ро-ланг, их ни в коем случае нельзя путать с ритуальной церемонией «возрождения» (посредством последней дух какого-нибудь существа принудительно переходит в мертвеца и «оживляет» его). Между тем на самом деле это уже не оживший мертвец, но дух другого в оболочке усопшего.

Один нгагс-па, по его уверениям сам совершивший обряд, описал мне одну из мрачных мистерий ро-ланг следующим образом.

Отправляющий обряд запирается один на один с трупом в темной комнате. Он должен оживить мертвеца, распростершись на нем тело к телу, прижав рот ко рту и беспрерывно повторяя одну и ту же магическую формулу, ни на миг не отвлекаясь никакой посторонней мыслью.

Через несколько мгновений труп начинает шевелиться. Он приподнимается и старается избавиться от колдуна. Тогда последний должен крепко обнять мертвеца и замереть, тесно прижавшись к нему всеми членами. Труп шевелится все сильнее и сильнее. Он прыгает, делая немыслимые скачки, и обнимающий его человек скачет вместе с ним, не отрывая рта от его мертвых губ. В конце концов кончик языка трупа высовывается слегка изо рта. Это критический момент. Колдун должен вцепиться зубами в этот язык и вырвать его. Труп сейчас же снова цепенеет, а его язык тщательно высушивается колдуном и хранится им в качестве могущественного магического талисмана.

Нгагс-па удивительно ярко изобразил постепенное оживление трупа, первый вспыхнувший в провалившихся глазницах взгляд, трепет тела, переходящий в движения такие резкие, что колдун уже не в состоянии справиться и должен собрать все силы, лишь бы только не оторваться от него. Он живописал ощущения прикосновения языка трупа к его губам, когда стало ясным — роковой момент настал и нужно победить во что бы то ни стало, если он сам не хочет быть жертвой мертвеца.

Не была ли эта фантастическая борьба только игрой воображения, галлюцинацией? К ним тибетские мистики весьма предрасположены и намеренно создают для них благоприятные условия. Я была преисполнена сомнений и пожелала видеть «язык». Чародей продемонстрировал нечто черноватое и заскорузлое, возможно когда-то и бывшее языком, но для точного определения природы показанной мне гадости последнего довода для меня было совсем недостаточно.

Что бы это ни было, но множество тибетцев совершенно убеждены в реальности ритуальной процедуры ро-ланг.

Тибетские колдуны, к счастью, пользуются менее отвратительными методами ворожбы. Мне самой не раз приходилось прибегать к ним — либо из любезности к гостеприимным хозяевам, либо в личных целях. Привожу один из таких случаев. Я до сих пор вспоминаю о нем с улыбкой.

Происшествие это относится ко времени, когда нас задержали под Шобандо, не позволив продолжать путь на Салуэн, и мне пришлось вернуться обратно, пойти в направлении китайского Туркестана и снова пересечь всю обширную территорию пустыни трав с юга на север.

Мой маленький караван состоял из шести человек: Йонгдена, трех слуг — Церинга, Иеше Уандо, Сенами и китайского мусульманина-солдата, возвращающегося на родину с женой-тибеткой и маленьким сыном.

Однажды Йонгден, женщина и я занялись сбором трав и сильно отстали. Солнце уже садилось. Нужно было скорее догнать своих и выбрать место для ночлега. Мы снова сели на лошадей и поехали шагом, наслаждаясь безмятежным покоем вечернего часа. Мы въехали в узкое ущелье, и вдруг я заметила слева в ложбинке троих неизвестных с ружьями через плечо. Незнакомцы нас видели, но безмолвно скрылись за ближайшим холмом.

Было совершенно ясно, с кем мы встретились. В этой местности тибетцы никогда не пропускают ни одного путника без вежливого приветствия «Огие, огие, огие» (вы взяли на себя труд, вы потрудились) и не задав ему несколько вопросов — откуда он идет и куда направляется. Эти молчаливые субъекты, притаившиеся недалеко от проезжей тропы, выжидали удобного момента, чтобы напасть на нас.

Делая вид, будто они меня нисколько не интересуют, я, удостоверившись, что спрятанный под моим широким одеянием револьвер у меня под рукой, придержала лошадь и, когда жена солдата поравнялась со мной, прошептала: