Тайны старых замков - [12]

Увидев, что попала в монастырь, который многие годы поддерживала их семья, девушка немного приободрилась, хотя и не понимала, зачем было нужно её красть из дома. Однако слова монаха нисколько её не утешили.

— Ты несёшь наказание за грехи отца твоего, погрязшего в ереси, дочь моя, — строго сказал он, — и будешь заперта в подвале, пока отец твой не придёт сюда и не вымолит прощения за прегрешения свои.

— Нет, — взмолилась Илона, — нет, отче! Не надо в подвал. Я боюсь. Там крысы, и там мертвец. Мне страшно, отче. Пощадите!

Но пощады она не дождалась. Её действительно заперли в страшном огромном подземелье, где и днём было темно, как поздним вечером, холодно и сыро. Она сразу же забилась в угол, где была брошена под стену куча соломы, и только смотрела вокруг широко открытыми перепуганными глазами, боясь издать хоть звук. Находящийся где-то здесь неподалёку мертвец, о котором она несколько раз слышала от дворовых баб в замке, ужасно пугал её, и ей казалось, что он вот-вот придёт сюда, в этот угол, и протянет к ней холодные костлявые руки. Время тянулось медленно, но всё же шло, и наступила ночь. Как она пережила её, Илона не могла сказать. Она вообще к утру плохо понимала, где она, и что с ней происходит. Только чувствовала охвативший её всю холод — как будто тело её превратилось в лёд, который никогда уже не растает.

Когда отряд барона Перени подлетел к монастырю, время шло к полудню. Не замедляя хода и не ведя никаких переговоров, воины барона кинулись на штурм крепости. Не прошло и часа, как цитадель уже была в их руках. Барон велел никого не щадить, и выбегавших навстречу монахов рубили как капусту в огороде. Неустрашимый барон кинулся ко входу в подземелье донжона. Искать ключ было некогда, и один из воинов, огромный детина, просто срубил его ударом боевого топора. Барон устремился в холодный зев подземелья.

— Илона, малышка моя, — закричал он, — где ты? Ты меня слышишь? Откликнись!

Но ответом ему была мрачная давящая тишина.

— Огня! — прокричал он, и один из воинов сунул ему в руки факел.

Мрачное подземелье неохотно уступало свету, показывая то кусок стены, плотно затянутый паутиной, то пустые бочки по углам. Но, наконец, барон увидел то, что искал, — в углу на соломе скорчилась лёгкая фигурка в светлом одеянии. Он кинулся туда, передав факел одному из воинов.

— Илона, девочка моя… — начал он и осёкся.

Его дочь, сжавшаяся на грязной соломе, похоже, его не слышала. Её глаза были открыты, но смотрели в никуда, ничего не видя. Руки её были холодны, как лёд, и вся она напоминала мраморное изваяние.

Барон в отчаянии подхватил дочь на руки и быстро понёс из мрака подземелья к теплу и свету. Но это ничего не изменило. Его дочь, его весёлая и проказливая Илона была как неживая, она не узнавала родного отца, не слышала его слов и ни на что не реагировала.

Барон пришёл в неистовство. За что, за какие грехи пострадала его юная дочь, это невинное нежное создание, за всю свою жизнь не обидевшее и котёнка?!

— Бей их, ребята, бей всех, кто есть в этом гнезде злобы и мрака, — громко прорычал он, — ни один из этих святош не должен остаться в живых. Ни один!

Воины кинулись выполнять приказ, вытаскивая из тесных келий прятавшихся там монахов и быстро отправляя их в мир иной без напутственного слова. А к барону, широко раскинув руки, нёсся сам настоятель, потрясая жирными телесами. Его пухлые щёки побледнели от страха и обвисли жалкими брылями, губы тряслись.

— Что вы делаете, барон? — пролепетал он. — Побойтесь Бога. Ведь это же святое место.

— Святое? — рыкнул барон. — А ты, негодяй, подумал о Боге, когда кинул в своё мрачное подземелье это невинное дитя? Сейчас я здесь вершу правосудие, и ты умрёшь от моей руки.

Осторожно устроив недвижимое тело дочери на тёплой скамье, барон выхватил свой меч и двинулся на трясущегося от ужаса настоятеля. Он шёл медленно, и в его горящих яростью чёрных глазах отступающий к стене монах видел неумолимо надвигающуюся смерть.

— Пощади! — успел прошептать он непослушными губами.

Но разъярённый отец был неумолим. Его грозный меч вонзился в жирный живот монаха и сделал поворот. Настоятель рухнул у стены, к которой прижался в страхе, а барон уже спешил к своей дочери.

Тело Илоны на ярком солнышке потеплело и утратило свою каменную неподвижность. Но глаза по-прежнему смотрели в никуда, и было страшно видеть эти расширившиеся чёрные зрачки, почти поглотившие их прежнюю нежную голубизну. И она молчала.

Отец бережно усадил дочь в седло перед собой и осторожно двинулся к Налябу, оставив большую часть своих воинов завершить начатый разгром монастыря. В замке их с нетерпением ожидали почти потерявшая от волнения разум баронесса, и сын барона, оставшийся охранять крепость. Увидев неподвижную Илону, оба вскрикнули — мать жалобно, сын яростно. Но девушка оставалась безучастной. Призванный в замок лекарь ничем не смог унять горя родителей и брата. Он лишь констатировал факт, что на почве перенесенного потрясения девушка потеряла зрение и разум.

— Надейтесь на Бога, он один может свершить чудо, — сказал мужчина, уходя. — Я в данном случае бессилен.