Тайны советского хоккея - [8]

Регулярно для хоккеистов и их семей устраивались распродажи одежды, бытовой техники. Лучшим игрокам выделялись машины, квартиры, загородные участки, малышей устраивали в детские сады. Кроме того, хоккеисты на сборах где-то по 280 дней в году сидели. И поэтому какие-то деньги скапливались. Плюс – премии. Имели немалое значение и зарубежные поездки, из которых можно было привезти что-то для дома и семьи и что-то на продажу. Конечно, скажем, в шестидесятые и семидесятые годы выплаты за границей были скромными, но существенно помогала реализация водки и черной икры. Так и жили, в общем, неплохо. Однако в Москву, если выдавалась возможность, редко кто отказывался перебраться.

Потеря приличного игрока – это всегда неприятность. Ему, как правило, не просто подыскать замену. Примеров здесь великое множество. Мне приходилось на эту тему десятки раз говорить с периферийными тренерами. И каждый из них, что называется за кулисами, поливал Москву и москвичей по полной программе. Помню, как переживал по поводу ухода в «Динамо» наставник «Северстали» Владимир Голев: «Ну, что, судиться, что ли, с этим московским «Динамо»?

И наставник тольяттинской «Лады», одного из сильнейших российских клубов 90-х годов, Геннадий Цыгуров высказывался резко: «Передо мной в Тольятти большие задачи ставят, условия создают. Нам удалось создать хорошую команду. Но она могла бы выиграть не раз, если бы игроков не крали. И не просто крадут, а потом их в НХЛ отправляют. И компенсации получают». Он не назвал тогда, на нашей встрече в Магнитогорске на турнире памяти Ромазана, ни одной фамилии. Но я-то прекрасно знал, что речь шла о двух замечательных нападающих, воспитанниках тольяттинского хоккея Алексее Ковалеве и Викторе Козлове, которые оказались в московском «Динамо», откуда отправились за океан.

И вполне естественно, что тренеры пытались компенсировать потери. Та же «Лада» сумела выйти на передовые позиции, не прикасаясь к игрокам из столицы. То же можно сказать о ярославском «Локомотиве». В нем с подачи президента Юрия Яковлева создали отличную школу. За счет грамотного формирования и создания прекрасной материально-технической базы поднялся магнитогорский «Металлург». Но это произошло после распада СССР, когда в Москве плюнули на ЦСКА, на «Крылья Советов», когда шатался «Спартак». Мне не раз приходилось разговаривать со старшим тренером «Крылышек» Игорем Дмитриевым. И всякий раз он подчеркивал, что руководство ВИЛСа (Всероссийского института легких сплавов) к команде относится прохладно. А потом дело дошло до того, что у хоккеистов хотели отобрать ледовый дворец в Сетуни, построенный, между прочим, не одним ВИЛСом.

Потеря есть потеря, и справедливости ради надо сказать, что и в случае, когда брешь прикрыта, неприятный осадок на душе тренеров и болельщиков оставался. Что поделаешь? Руководители, тренеры иногородних клубов советского периода могли лишь роптать на судьбу, да и то – в полголоса. Очевидно, давление со стороны Москвы не было секретом для болельщиков. И потому они всегда с прохладцей смотрели на столичные клубы, а кто и вообще на всех москвичей с осуждением и неприязнью. Приедет, бывало, столичный клуб на периферию, и болеют против него отчаянно, освистывают, орут – «объелись там колбасы» и так далее – далее вплоть до ненормативной лексики. И нечему было удивляться, возмущаться, поскольку в глубинке простой народ действительно жил скромно. Один мой знакомый хоккеист, игравший в первой лиге, так и говорил – платят хорошие деньги, а истратить их не на что. Разве что пропить.

Как известно, одним из наиболее ярких представителей оппозиции был наставник «Химика» (Воскресенск) заслуженный тренер СССР Николай Семенович Эпштейн. И упрекнуть его в этом невозможно. Эпштейн создал эту подмосковную команду и, можно сказать, вложил в нее душу. Начинал в 1953 году практически на пустом месте, но спустя несколько лет «Химик» вышел в высшую лигу. И стал вполне конкурентоспособным клубом, отличавшимся умелой игрой от обороны, позволявшей периодически обыгрывать и лидеров.

Николай Семенович тонко чувствовал игру, людей. Он никогда не срывался на грубость. А если и ругал кого-то, то делал это как-то по-отечески. Бывало, в сложных ситуациях он разбирался с помощью хорошего чувства юмора.

Однажды он рассказал мне такую историю. Как-то один из игроков вернулся на базу под хмельком. Эпштейн, встречавший его у входа, посмотрел внимательно и так с юморком спросил: а ты, случаем, не выпил ли? Тот сразу – да нет, Николай Семенович. Проходит пара дней, и ситуация повторяется. Эпштейн смотрит – идет парень и чуть пошатывается. Ага, думает, попался. Уверенно говорит – ну, сегодня ты точно выпил. А игрок сразу изменил походку и радостно выпалил – а вот сегодня я точно не пил! Разыграл он тренера, но Эпштейн не обиделся, хитро поглядывая на ребят, как умел только он, смеялся со всеми. Будь на его месте Тарасов – сгноил бы. А Эпштейн – нет. И все его любили и старались не подводить.

В тренировочном процессе он отличался точностью выбора заданий. Он знал, когда, что и как мы должны делать, чтобы находиться в оптимальном состоянии. В общем, элитный тренер.