Тайны русской империи - [132]

То же и с проблемой Курильских островов (которые, он считает, нужно отдать Японии), так же как и по поводу других земель, сейчас отделившихся от нас. Сегодня мы слабы, завтра все переменится. На основании того, что отданы огромные земли Малороссии и Туркестана, не отдают небольшие Курильские острова. Абсолютно неважно, что напишут историки. «Наши» ли они или «не наши» — по историческим документам абсолютно ничего не значит, если мы можем их отстоять силой. Отдавать не надо ни много, ни мало. Никого уступками в друзья не купишь.

Пафос предлагаемой сегодня Солженицыным национальной политики сродни построениям Михаила Осиповича Меньшикова. «Истинная цель, — писал М.О. Меньшиков, — русского национализма не в том, чтобы обрусить чуждые племена (задача мечтательная и для нас непосильная), но в том, чтобы обезопасить их для себя, а для этого есть одно лишь средство — оттеснить инородческий наплыв, выжать его из своего тела, заставить уйти восвояси… цель русского национализма, как я его понимаю: очистить Россию от инородческих нашествий и водворить маленькие народы на их собственной родине»^{344}.

О том же свидетельствуют данные, приводимые Солженицыным об инородцах в России: «Для русских беженцев, — пишет он, — не было жилья и работы, для “братьев с Кавказа” — все открыто. Одних азербайджанцев, непрерывно мигрирующих в Россию, уже к 1989 было до 300 тыс., а к 1996 — более двух с половиной миллионов (с широким разливом по России). (Переселение имело такую предысторию. По сравнению переписей 1979 и 1989 за тот период в РСФСР численность киргизов увеличилась на 178%, азербайджанцев — на 124, таджиков — на 114, узбеков — на 76, туркмен — на 73)… Страны СНГ объявили себя именно национальными государствами, в этом самоизъявлении есть своя ответственность, и она раскладывается на каждого члена той суверенной нации: твоя страна, а вне ее ты — иностранец. Из объявления своих независимостей надо же делать и выводы. И Россия, особенно в ее нынешнем трагическом и скудном состоянии, не может принимать без ограничений и стеснений всех желающих ехать к нам из зарубежья, «ближнего» или «дальнего». Выходцы из новопровозглашенных государств СНГ могут рассматриваться в России лишь как иностранцы — и, стало быть, с ограниченным статусом и в гражданской и в экономической деятельности» (с. 72—73).

Катастрофический наплыв в Россию граждан новообразованных «суверенных государств» для русской нации стал сильнейшим экономическим и социальным ударом: «В Таджикистане гражданская война—бегут в Россию таджики. Армения и Азербайджан схватились из-за Карабаха — и армяне, и азербайджанцы, и “еразы” (ереванские азербайджанцы) хлынули на русское раздолье. И сколько с деньгами, и каждая этническая группа сплочена в себе… В одной лишь Московской области к 1997 скопилось 400 тысяч мигрантов из разных стран… И сегодня: во скольких русских областях, городах на руководящих должностях состоят нерусские — в том числе, теперь получается, из иностранных государств, грузины, армяне, азербайджанцы, —увидим ли подобное в новообразованных странах СНГ да даже и в автономиях внутри самой России? Нет, и там и здесь русских поспешно вытесняют; вот где ксенофобия» (с. 74—75,114).

Солженицын глубоко заинтересованно переживает разрушительность современного государственного управления Россией и отрицательно оценивает реальное демократическое руководство страны. О пагубности и безнравственности современной представительной системы он пишет: «Такая (современная. — М.С.) избирательная система отталкивает от выборной борьбы людей скромных, достойных, нравственных, духовно развитых, — то есть лучший уровень в народе, тех людей — мы редко увидим в депутатах» (с. 49). Все это правильно, хотя проблема здесь совсем не в системе избирательной, а в системе самого демократического принципа, которому совершенно не нужны лучшие и достойнейшие люди в представительстве. Демократию вообще не интересует качество, сю правит количество голосов, поданных за ту или иную партию. Поиск истины или правильности того или иного решения — это не забота демократии; законным для нее является лишь то решение, за которое выскажется большинство голосовавших, — дальше этого она не стремится. Нравственный стержень, свойственный личности, не понятен математическому поиску больших чисел.

Демократический принцип очень плохо приспосабливается к национальным особенностям стран, в которых существует. Он, если можно так в данном случае выразиться, космополитичен и стремится к унификации того организма, в который попадает, часто не сообразуясь с невозможностью сочетания своего среднестатистического демократического социального шаблона с многогранной, сформированной веками, структурой национального общества. Эту же мысль, но другими словами выразил великий Н.М. Карамзин: «Я хвалю самодержавие, а не либеральные идеи: то есть хвалю печи зимою в северном климате».

Демократия же предлагает нам жить в неком общечеловеческом стандартном для всех социальном мире, некоем социальном прокрустовом ложе, неизбежно калечащем нацию.

Духовная агрессия сектантства.