Тайны Полюса - [20]

– А правда ли то, о чем сейчас говорят? Что вы… гм… лишились одного из своих гостей?

– Я не способен лгать, – сказал Арчибальд. – Так что позвольте мне не отвечать на этот вопрос.

Послышались три удара жезла, возвестивших о начале представления; гомон в зрительном зале постепенно утих.

– Монсеньор! Дамы и господа! Настала полночь! – объявил торжественный голос. – Спектакль начинается!

Внезапно театр погрузился в непроницаемую тьму. Один только слабый огонек свечки на консоли рядом с Арчибальдом позволял различать контуры предметов за кулисами.

Офелия затаила дыхание, услышав бас старого Эрика, провозгласившего под звуки аккордеона:

– Монсеньор, сегодня вы узнаете о том, как один кривой бродяга изменил судьбу трех героев!

В его голосе по-прежнему звучало рокочущее «р», но тон разительно отличался от того, которым он угрожал Офелии. Теперь это был голос талантливого рассказчика: внушительный, звучный, завораживающий, он располагал к себе с первого же слова. Слушая его, Офелия охотно выпила бы второй стакан воды, чтобы прочистить собственное горло. Встав со стула, она на цыпочках подошла к театральному занавесу и увидела в узкую щелку между черными полотнищами кусочек сцены.

То, что предстало ее взгляду, ясно доказывало, как был прав старый Эрик. Идея объединить в одном спектакле его и ее рассказы была в чистом виде оскорблением этой профессии.

Огромный белый экран на сцене скрывал от девушки бόльшую часть зала. Эрик расхаживал перед экраном, виртуозно играя на аккордеоне и продолжая свое повествование, а яркий луч стоявшего неподалеку «волшебного фонаря» посылал со стеклянной пластины на экран иллюзорную анимацию. Высокий герой в плаще пробирался в пещеру, где карлик ковал меч. Офелия, затаив дыхание, восхищенно отмечала всё новые и новые невероятно правдоподобные детали: искры, вылетающие из-под молота малютки-кузнеца, радужные блики на ледяных стенах грота, колыхание плаща одноглазого бродяги. Трудно было поверить, что все это лишь плоское, двумерное изображение.

Девушка попыталась разглядеть ту часть зрителей, которых не заслонял экран. То, что она увидела в полутемном зале, привело ее в полное недоумение. Ни один из придворных не смотрел на сцену. Люди, сидевшие сзади, аплодировали, восклицали и смеялись лишь в тех случаях, когда аплодировали, восклицали и смеялись в первых рядах. Это напоминало круги на воде, расходившиеся от брошенного камня, и эпицентром такого странного явления был, несомненно, Фарук, сидевший в первом ряду. Офелия не видела его из-за экрана, но была уверена, что он находится именно там. Все происходило в точности как на Весенней опере: публика зевала, когда зевал Фарук, и аплодировала, когда он аплодировал.

Офелия зачарованно наблюдала, как старый Эрик меняет свои пластины с иллюзиями, не прерывая при этом игры на аккордеоне и своей героической эпопеи, где сражались монстры и гиганты, где мертвецы и живые встречались в единой мрачной фантасмагории, где герои в бесконечной череде волнующих эпизодов мстили за поруганную честь, за отвергнутую любовь и за убитых друзей.

Теперь Офелия понимала, как убого она будет выглядеть на этом фоне со своей сказочкой о кукле и вдобавок с ослиными ушами.

– Он великолепен, – прошептала девушка, вернувшись к своему стулу. – Просто великолепен!

– Ну разумеется, это же главный придворный рассказчик, – со смехом ответил Арчибальд, – а вы чего ожидали?

Он по-прежнему сидел верхом на стуле, в цилиндре до самого носа, но теперь уже не казался Офелии шутом. Она покосилась на обложку своих «Сказок о предметах и других историй Анимы» так, словно все еще уповала на чудо, и призналась:

– Мне никогда в жизни не было так страшно, как сейчас. Разве я могу сравниться с господином Эриком?!

– Да, вы правы, – ответил Арчибальд со свойственной ему откровенностью.

– Оставьте меня одну, господин посол! – взмолилась Офелия. – Пожалуйста, прошу вас!

Арчибальд встал, так и не приподняв цилиндр, потом наклонился к Офелии и прошептал с широкой, как у огородного пугала, улыбкой:

– Да, вы не сможете сравниться с Эриком. Но вы должны отличиться от него.

Офелия смотрела, как Арчибальд ощупью, с протянутыми руками, пробирается к выходу: ни дать ни взять чучело в дурацкой шляпе.

Кукла

– Отличиться, – повторила Офелия, ласково поглаживая надпись крестного на титульной странице книги. После ухода Арчибальда девушка мысленно составила список всех различий между собой и старым Эриком – увы, ни одно из них не свидетельствовало в ее пользу. История о кукле была далеко не такой увлекательной, а голос рассказчицы – далеко не таким завораживающим, как у него; кроме того, она не умела играть на аккордеоне и пользоваться «волшебным фонарем».

А вдобавок (спасибо Кунигунде) ее голову украшали ослиные уши.

Услышав громкие аплодисменты, Офелия почувствовала, как у нее скрутило внутренности. Сколько же пластин Эрику осталось показать? И словно в ответ на этот немой вопрос, из-за кулис выглянул мажордом:

– Через десять минут очередь мадемуазель!

Офелия обвела свой закуток паническим взглядом в надежде отыскать хоть что-то, способное ее подбодрить. На ближайшей консоли она увидела только свечку, пустой стакан и несколько газет – вероятно, старый Эрик заворачивал в них свои пластинки. Офелия жадно схватила одну из них. Это был номер «Nibelungen», вышедший несколько недель назад: