Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги - [3]

– Вот и славно. Вот и здорово! А как лихо получилось!

– Она схватила ошалевшего монаха за руки и закружилась по его забитой всякой всячиной комнате, при этом, умудряясь ничего не свалить и не обрушить.

– Как же это она умеет? – Подумал он, – И что произошло?

– Ну, смотри, как порхнуло. А где шарик-то? Ищи монах. Ищи изобретатель.

– Какой шарик? – Приходя в себя, спросил Микулица.

– А тот, что в ступку упал. Шарик, шарик выходи, – Запела Малка, – Вот он! – Подняв голову, показала она в потолок, где в дубовой перекладине застрял ее бронзовый шарик.

– Так ты монах, Бертольд Шварц, новое оружие изобрел, – С подковыркой пропищала она, – Теперь из этих ступок можно твоим порошком по ворогам шариками порхать. А ежели ступку побольше сделать и шариков кучку напихать, это ж, сколько народу одним махом положить можно. Это не мне из лука по ним пулять.

– Знал я, что ты не просто так прискакала, бисова девка, – Удивленно пробасил Микулица, – Но такого не ожидал.

– Я! – Малка притворно округлила глаза, – Это я что ли порошочки терла, и в ступке мешала? Ты на меня не клевещи! Мне чужой славы не надо. Я глупая баба, руки дырявые токмо шарик из своих корявок выронила…. А ты сразу на меня. Причем тут я? Это все монах, чернокнижник. Любомудр великий. Алхимик, как вас сейчас величают. Все твои заслуги. Пойдем поснедаем, – Вдруг спокойным голосом закончила она.

– Пойдем. А то ты здесь еще чего натворишь, – Уже оправившись от первого шока, сказал хозяин.

Они поднялись из подвала, и пошли в главную залу замка, где уже трещал камин, и ломились столы от разносолов.

– Извини хозяин. Где у тебя тут можно перышки почистить? Я все ж таки дама.

– Эй, слуги, – Зычно крикнул монах, – Проводите баронессу в горницу, и подайте все, что попросит. Жду тебя в зале.

– Пять минут, – Бросила обычную свою фразу Малка, уверенно направляясь за слугой и на ходу подавая знак своим охранникам, как будто вышедшим из стены, следовать за собой.

– И Угрюмы ее не стареют, – Подумал Микулица.

Быстро обернувшись, Малка появилась в зале во всем блеске собственного великолепия и не проходящей молодости. В одном она не изменяла себе. В своем любимом цвете, в цвете весеннего леса. На ней было нежно-зеленое платье из бархата, с какими-то прозрачными вставками. Изумрудная змейка с золотыми разводами и горящими глазами охватывала ее рыжие волосы, распущенные по плечам. Такая же изумрудная змейка охватывала ее талию. Из-под подола платья выглядывали сафьяновые, темно-зеленые башмачки, с кокетливо загнутыми носами. На пальце мягко светилось колдовским светом голубое колечко Артемиды. Она вплыла в залу, как зеленое облако и направилась во главу стола, как бы подчеркивая, что это место положено ей по праву. Микулица встал и приветствовал ее низким поклоном.

– А седая прядь так и осталась с того страшного дня, – Отметил он про себя, – Милости просим, гостья дорогая. Не побрезгуйте скромными дарами нашей затерянной в глуши обители.

– Не прибедняйся, затворник. Знаем, знаем. Слухами земля полнится. Знаем, как поститесь вы в этой глуши, за чащобами Черного леса, да за болотами Проклятой топи. Да и сама вижу, что скоро совсем исхудаете здесь, – Продолжила она, подвигая себе блюдо с перепелами и, жестом, давая знак, налить себе старого бургундского.

– Может нашего рейнского отпробуешь? – Вежливо спросил монах, – Лично ручку к его рецепту приложил.

– Тогда уж мозельского. Оно у тебя лучше вышло, – В тон ему ответила Малка.

– Ну, расскажи, чего тебя ветер занес? И благодарить мне его или как?

– Или как…, – Отпивая из бокала, перебила его Малка, – Если конечно, то, что я сама тебе эту весть принесла, не скрасит саму весть.

– Это конечно радость большая тебя увидеть через столько лет, – Галантно приложился к ручке, – Но что за весть?

– Колдуна черного помнишь? Что у Раймона в замке судили?

– Как забыть. Но ты ведь не хочешь сказать, что он из твоих пут сбежал?

– Из моих пут не бегут, – Отрезала Малка, – Но вот выкормыши его голову поднимают. И принесла я тебе весть плохую. Совершенные совет собирают. Будем решать. Как нам быть? В сторонке стоять или как?

– Любишь ты туману навести, Лучезарная. Ты ж Солнечная Дева. Откуда у тебя такая тяга к туману?

– Я ноне Мария, а не Солнечная Дева, еще раз тебе напоминаю. Накличешь беду на нас старый дуралей.

– Да уж не старше некоторых.

– Ладно, я это любя. Ты что обиделся побратим? Брось. И туману тут никакого нет. Сама не знаю пошто сбор общий. Но полетим на Мальту к Раймону. Он там и сидит в золотом дворце своем. Там всех встретишь. Обо всем узнаешь. А то сидишь тут сиднем, как сыч в болотах, лет наверно сто.

– А мне тут тихо и спокойно. Не мешает никто. Графьям я золотишко подкидывал, они и не будоражили. Разбойничков чарами пужал, чтоб не шалили. Звезды смотрел. Думы думал. Чего-то изобретал. Книги пописывал. Чужие почитывал. Совсем все было хорошо. Но ты ведь пурга северная, суздальская. Дочь Велеса да Макоши-Судьбы. Любимая жрица Матери Природы. Ты ж все с ног на голову поставишь. Прискакала. Гром. Огонь. Дым. Серой воняет. Будто сам Вельзевул явился. Так нет. Это она в громе и молнии. Рыжая, красивая, молодая.