Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги - [2]

Слуги подскочили к гостям, но рыцари баронессы уже спешились, и один из них подавал ей руку, помогая сойти, пока другой поддерживал стремя. Баронесса вечно юная, с алыми пухлыми губами и румянцем во всю щеку легко спрыгнула с коня, слегка оперевшись на плечо своего слуги, и уже твердо стояла посреди двора.

Монах одним махом преодолел винтовую лестницу, ведущую на самый верх башни, и выходил из ее ворот навстречу благоухающей ароматами, обворожительной посланнице небес. Он широко раскрыл объятия и весь святился. Никто никогда не видел его в этой обители таким.

– Видать точно, одному нечистому оба молятся, – Шепнул на ухо поваренку пробегавший слуга. Но тут же поперхнулся и почти замертво упал на землю от затрещины, невесть откуда взявшегося жуткого слуги баронессы.

– Откуда ты милая? – Монах шагнул с крыльца.

– Ветром надуло, – Со смехом ответила баронесса.

– Как прикажете звать величать?

– Мари Петит баронесса Боисдам, к вашим услугам. А вы брат Бертольд?

– К вашим услугам, – В тон ей ответил монах, жестом приглашая пройти в башню.

Баронесса и сопровождающие ее прошли в дверь башни, захлопнувшуюся перед носом маршала.

– Вот так всегда, – Буркнул он недовольно, но, тем не менее, уже отдавал приказы слугам, – Эй вы пошевеливайтесь. На стол все самое лучшее. Из подвалов вина старые и ликеры от братьев бенедиктинцев. Шевелитесь канальи!

За стальной дверью, как только она захлопнулась, чопорная баронесса повисла на шее сурового монаха, расцеловывая его в обе щеки. С дремучего черноризца словно скинули все годы, он распрямился. В глазах его загорелся огонь. Приподняв над землей этот хохочущий огненный вихрь, он только улыбался и жмурился. Наконец он оторвал ее от себя и, как бы размышляя, произнес:

– Мари Петит баронесса Боисдам? Маленькая Мария Медвежья Лесная дева…. Ну здравствуй… Малка!

– Здравствуй, здравствуй старый отшельник. Здравствуй! Здрав буде… Микулица! Вот и свиделись!

– Сама нашла или нужда заставила? – Осторожно спросил он.

– Так новый век разменяли! Чего в дверях-то держишь? Может, в горницу пригласишь?

– Пойдем, пойдем Лучезарная. Правда, не готово еще ничего.

– Вы братцы, – Гостья повернулась к свите, – Погуляйте. Подстегните их там, пусть поторопятся, есть хочется. Разленились здесь под рукой святого Бертольда. Ступайте. Мне с братом покалякать треба.

– Веди, показывай свои тайны, – Опять повернулась она к монаху, – Тебе как удобней-то Бертольдом кликать, или Микулицей?

– Бертольдом. А то и так невесть, что болтают. Да и ты, ведь при всех на Малку откликаться не будешь? Али не так?

– Так. Так, – Она опять рассмеялась, – Да ты старый очумел, что ли? Уже никто и не помнит. Ни Малку, ни Микулицу. Почитай сто лет с хвостиком пролетело. Для них эти имена, что хлоп пустой. Ты меня хоть горшком назови, только в печь не ставь. Ладно, байки сказывать, веди. Хвались.

– Чем? Хвалиться-то?

– Чем есть, тем и хвались.

– Ну, пошли. Узнаю. Вихрь. Смерч. Перун в бабьем образе. Гром и молния. Потому тебя и Артемида и все Посвященные любили.

– А вот про Артемиду забудь. Не те времена. Сожгут нас с тобой. Сами этого монстра – инквизицию из кувшина выпустили сами теперь и стережемся. Так, что про старых богов ни Боже ж мой. Пошли. А Малкой, если нравится, зови. Даже смешнее будет, – Она опять рассыпалась колокольчиком, и в лазоревых ее глазах мелькнули так знакомые ему хитринки.

Он повел ее в подвал, в свою лабораторию, в которую не пускал никого уже лет пятьдесят, с тех пор, как обосновался здесь по протекции барона Рюстова, сына побратима своего Андрея Боголюбского. Ступени вели все глубже и глубже и, наконец, за массивной железной дверью взору Малки открылась комната, плотно заставленная столами, заваленными старинными манускриптами и всяческими хитрыми приспособлениями.

– Ночью на башню сходим. Я там, на звезды смотрю, – Задумчиво сказал монах.

– Судьбу что ли ищешь? – Опять засмеялась гостья, – Показывай, чего нашел?

Философский камень не надо, я его давно видела. Золото, что ты делаешь, уже у всех твоих врагов поперек горла стоит. Так что удиви меня побратим.

– А вот и удивлю, – Вдруг неожиданно даже для себя выпалил он, начав смешивать разные порошки. Руки сами знали, что делать и летали над столом, как бабочки.

– Удиви, удиви, – Растягивая слова и жонглируя тремя бронзовыми шарами, нараспев сказала Малка, внимательно следя за его руками.

– Удивлю, – Он продолжал смешивать порошки в высокой бронзовой ступке, приговаривая про себя, – Возьмем серы чуть, чуть. Сатанинское зелье. Разотрем в порошок потоньше. Теперь вот селитры добавим. Разотрем. Угольку сюда древесного…

– Ты что там колдуешь? Любомудр, – спросила Малка, внимательно глядя за ним. – Вот колдую. Привораживать тебя буду. А то смотри, я помолодел, да и ты не старишься…, – Он продолжал растирать смесь в ступке, – Ну вот и готово… – Он вынул пестик.

Не успел он закончить фразу, как Малка ловким движением руки подкинула шар в воздух и он, описав красивую дугу, попал точно в ступку.

Грохот, черный дым, красное пламя, рванувшееся вверх, запах горящей серы. То ли Перун ударил, то ли адское пламя из преисподней вырвалось. Хорошо хоть вековые метровые стены все это погасили внутри себя, в глубине колдовской башни. Микулица оторопело крутил оглохнувшей головой, пытаясь понять, что произошло. А Малка, как нашкодившая девчонка, радостно подпрыгивала, хлопая в ладоши.