Тайны красного моря. Морские приключения - [16]

У меня не хватает духа вызволить пленника, несмотря на его лицо оскорбленной старой дамы, потерявшей свой лорнет. Такой поступок не привел бы ни к чему хорошему, он только спровоцировал бы расправу над другой жертвой втайне от меня, среди леса, и я бы прослыл глупцом, не умеющим воспользоваться ниспосланной ему Богом удачей. Поэтому я не протестую и позволяю свершиться злодеянию, успокаивая свою совесть тем, что это неизбежное зло. Если верблюд, хочу я того или нет, будет убит, то почему не именно этот, и потом жаркое кажется мне более предпочтительной пищей, чем финики, которые я ем уже несколько дней.

Люди, оставшиеся на борту судна, услышали верблюжий рев. У них не было никаких сомнений относительно характера предпринятой их товарищами вылазки. В самом деле, я нахожу их за рубкой дров и приготовлением огромного костра — настолько они были уверены в поимке верблюда. Похоже, подобные вещи случаются довольно часто, когда в силу чрезвычайных обстоятельств фелюга делает остановку в здешних краях. Это создает неудобства для владельцев верблюдов, но, вероятно, нанесенный ущерб компенсируется тем, что эти морские пастбища требуют от них весьма скромных затрат, ведь такое положение дел существует испокон веков, однако никому еще не приходило в голову роптать на свою судьбу.

Нечего и думать о штопке паруса сегодня вечером; поэтому мне ничего не остается, как считать вторую половину дня вполне заслуженным отдыхом и вернуться на судно, предоставив матросам заниматься их кровавым делом; вскоре подплывает хури, груженная разделанной на части тушей; я не могу не выразить своего неудовольствия, противясь появлению на судне этого груза: в такую жару он за несколько часов превратится в гниль.

Ночью все возвращаются на фелюгу с набитыми желудками. Половина верблюда съедена. Жир, находившийся в верблюжьем горбу, растоплен и помещен отдельно в танику емкостью четыре галлона. Говорят, что это превосходное лекарство.

— Но от чего? — спрашиваю я.

— От чего? Да вообще от болезни, все равно какой, ведь это «дауа» (лекарство). Его принимают, когда нездоровится.

Этот растопленный жир пьют из чашки, как теплый чай. Надо обладать отменным пищеварительным трактом, чтобы поглощать подобный напиток. Я видел исса[19], которые выпивали залпом чуть ли не литр этого зелья и как ни в чем не бывало возвращались к своим обычным занятиям, не испытывая ровным счетом никаких недомоганий…

Ночь мы проводим на этой якорной стоянке.

Как только скрылось солнце, весь остров задрожал от пронзительного стрекотания песчаных сверчков. Они, как две капли воды, похожи на европейских, но гораздо крупнее — размером с орех.

Звуки, издаваемые каждым насекомым в отдельности, сливаются воедино, и кажется, что вибрирует весь остров. Ничто не может дать представление о безмерности этого шума; пространство начинаешь воспринимать слухом. Тебя охватывает какое-то дремотное головокружение, ибо человек, поневоле прислушивающийся к пронзительному стрекоту, погружается в гипнотическое состояние, подобное тому, которое возникает, если долго вглядываться в яркую неподвижную точку.

В легендах рассказывается, что мореплавателей манило к себе пение морских духов (разновидность легенды о сиренах), которые скрывались в этих заболоченных лесах. Возможно, плывя мимо такого острова, кормчий, единственный человек, бодрствующий на корабле в тихую ночь, впадал в гипнотический сон, слушая могучий стрекот сверчков. И тогда течением судно относило на рифы.

Впрочем, никто из моих людей не согласился бы провести ночь на берегу из-за джиннов[20].

Ночью ветер стих, и перед рассветом с гор подул бриз, который принес запахи растений и поведал о странствии, совершенном ветерком над лесными просторами.

Благоприятные погодные условия позволяют мне достичь Асэба, не меняя моего плохонького паруса. Кажется, что мы плывем по многоводной тихой реке шириной более мили, несущей свои светлые воды между плодородных берегов. Но это всего лишь иллюзия; вода горькая на вкус, а прекрасные деревья лишены плодов. Можно умереть от жажды и голода среди этих зеленых декораций.

После двух часов «речного» плавания мы входим в просторный залив, подходящий вплотную к красным и черным горам, которые ощетинились вулканическими конусами; в самой его глубине вдоль воды расположился белый город, окруженный хижинами. Это Асэб.

Несколько арабских фелюг стоят на якоре недалеко от берега, это наводит меня на мысль, что тут находится стоянка, и я бросаю якорь там же. Какой-то туземец с очень высокой феской на голове, украшенной длинным пером, наподобие громоотвода, подает нам знаки. Это итальянский солдат. Я выхожу на берег и предъявляю документы. Нам придется ждать разрешения врача, одновременно являющегося резидентом — комиссарио.

Через час следует, наконец, приказ выгрузить оружие: 6 ружей и 50 патронов. Я протестую, так как мне надо пробыть здесь всего несколько часов (время, необходимое для покупки парусины), поэтому бесполезно выгружать оружие на такой короткий срок. Но аскер неумолим. Тогда в весьма дурном расположении духа я отправляюсь к комиссарио.