Тайны красного моря. Морские приключения - [14]

Команда суматошно бегает по мокрой и скользкой палубе, спасая все, что может оказаться за бортом. Предметы, казалось бы самым надежным образом привязанные, первыми освобождаются от своих пут и выписывают опасные зигзаги на палубе. Конец пенькового 70-миллиметрового троса, закрепленного на верхушке мачты, соскочив с кофель-нагеля, полощется в ночи, нахлестывая матросов, ощупью передвигающихся по палубе.

Наконец восстанавливается порядок: то, чему суждено было покинуть наше судно, сметено за борт. Все остальное надежно прикручено, а грохот падающей посуды, доносившийся из глубины буфетной, едва началась бортовая качка, прекратился из-за того, что больше не осталось ни одного бьющегося предмета. Скорый рассвет придает мне уверенности, так как шторм, с которым приходится вступать в схватку после захода солнца, принадлежит к разряду явлений, заставляющих вас предать море анафеме и поклясться больше никогда не выходить в плавание, если вам все же удастся доплыть до суши. Когда рассеивается мрак и ты начинаешь различать окрестности, на душе становится спокойнее.

Небо розовеет, и темное море постепенно приобретает зеленый бутылочный оттенок. Большое красное солнце встает из воды и поднимается вверх сквозь горизонтальные полоски черных облаков. Морская гладь окрашивается в не поддающийся определению цвет, представляющий собой смесь красного, зеленого и синего, но длится это не долго. Море облачается теперь в свое обычное дневное одеяние синего цвета, испещренное белыми точками, и ветер, на какое-то время притихнув, пока продолжалась церемония восхода, возобновляется с новой силой.

Глазами я ищу берега. Тщетно. Однако мое внимание привлекает узкая желтая полоска прямо по курсу, в миле от нас. Посмотрим, что там на карте. Это банка Сейла глубиной шесть метров и, стало быть, для нас не опасная. Переход через эту мель вызывает у меня интерес, если бы я захотел, то мог бы спокойно обогнуть ее с юга.

Приблизившись к ней на расстояние нескольких кабельтовых, я не без ужаса замечаю, что море имеет там странный вид; волны отказались от упорядоченного марша стройными рядами и предаются невиданным пляскам, то вздымаясь пирамидами, то устремляясь поперек движения основной кавалькады.

Уже невозможно свернуть в сторону от этого опасного места, поэтому ничего не остается, как войти в него, рискуя поплатиться рангоутом и, возможно, собственной жизнью. Я успеваю подобрать парус на половину высоты мачты и прочно закрепить ванты.

Мощный порыв встречного ветра гнет рей, и подозрительный треск извещает нас о том, что при следующем шквале он разломится пополам.

Каким-то чудом мне удается его спустить, но судно вдруг кренится, поддаваясь натиску одного из водяных конусов, и рей летит в воду вдоль борта. Я успеваю лишь обрубить весь такелаж, чтобы высвободить его и избежать более разрушительных последствий.

Фелюга, потерявшая скорость, подпрыгивает, зарывается носом в волны, переваливается с боку на бок вместе с реем, который упорно не желает расстаться с судном; если он ударится о его корпус, то проломит обшивку.

Раздается крик матроса: «Арде и бан!» (Там видно дно.) Во впадине между волнами проглядывают внушительные скалы; благодаря оптическому эффекту кажется, что они всплывают и едва ли не касаются вершинами поверхности воды. Вместе с волнами судно обрушивается на эти скалы, подстерегающие свою добычу; всякий раз ожидаешь катастрофы, того и гляди хрупкий деревянный корпус развалится на части, но фелюга благополучно падает на волны, чтобы вновь подскочить вверх. На самом деле, в просветах между валами до скал остается примерно два метра, однако можно подумать, что они вот-вот высунутся наружу.

Бесполезно высматривать дно. Надо положиться на Провидение. Пусть случится то, чему суждено случиться; нельзя что-либо изменить в ходе событий. Если мы напоремся на подводные скалы, все окончится для нас в считанные мгновенья. А пока единственное, что нам под силу, — это не дать волнам опрокинуть судно. Я велю поднять обрывок парусины в качестве своеобразного фока впереди мачты, и благодаря неунимающемуся ветру мы берем курс на запад.

В середине отмели волнение слабее, натиск моря гаснет на подступах к рифу. Дно становится менее угрожающим. Наконец через час плавания вода темнеет, и волны обретают привычный вид.

Меня измучили минуты томительного ожидания беды, когда я сотни раз готовился к смерти, но она так и не пришла. Впрочем, я уже поклялся, что никогда больше не выйду в море, если удастся выбраться из этой переделки живым и невредимым. На этот раз мне, кажется, повезло!..

Прямо по курсу на горизонте виднеется темная полоска; это суша, а точнее, удлиненные плоские острова, которые отделяют море от лагун и протоков залива Асэб. Подойти к этим островам, окруженным опасными рифами, невозможно. Надо войти в небольшой проход, так называемый фарватер Руббаттино, отмеченный, согласно карте, береговым знаком.

Я ищу его. Поскольку сушу уже видно, он давно должен был появиться в поле зрения. Не снесло ли меня течением к северу?

Наконец луч солнца, внезапно ворвавшийся в просвет между облаками, озаряет маленький белый треугольник, выделяющийся на фоне темной полосы мангровых зарослей. Я должен идти бейдевинд, чтобы добраться до него, но наш аварийный парус годится лишь для плавания с попутным ветром.